– Ты говорила, что он все записал?
– Да, у него есть тетрадка, и он сам сказал, что на днях составил список гостей и в общих чертах описал свою задумку.
– А где эта тетрадь? – оживился я.
– Чаще всего он оставляет ее на подлокотнике кресла. А что?
– Кажется, у меня есть идея…
– Совсем как в старые добрые времена.
– Что ты думаешь о Пиклзе? – спросил я. Мы с ним не виделись после того, как он побывал в доме Снежки. Наверное, Алексей отвел его обратно к Полли.
– Занятный малыш. Все время пытался меня лизнуть, – ответила Снежка.
– Привыкай к этому. А ты влюблялась после того, как переехала? – Я еще не спрашивал об этом напрямую.
– Нет. Но я знаю о тебе и Тигрице. Она всегда тебя любила.
– Со временем и я полюбил ее, но это было совсем не так, как с тобой. Не лучше и не хуже, не больше и не меньше, просто по-другому.
– Я все прекрасно понимаю. Сначала я действительно немного ревновала, но потом поняла, что это вполне естественно.
– Снежка, ты всегда будешь моей первой любовью. Вспомни, как много мне пришлось потрудиться, чтобы завоевать тебя. – Мы оба рассмеялись.
– Странно, но я все еще расстроена из-за своей семьи. Я знаю, что им пришлось переехать, и они долго и всерьез думали о том, чтобы взять меня с собой, но…
– Они приняли окончательное решение, только когда Клэр сказала, что мы ищем кошку. Знаешь, почему они не могли забрать тебя с собой.
– Знаю, и мне не нравится жара – я «зимняя» кошка.
– Об этом говорит и твое имя, – пошутил я.
– Моя жизнь у Гарольда, конечно, странная. Он очень славный, но мы слишком много времени проводим только вдвоем. В других семьях люди часто выходят из дома, а Гарольд живет затворником. Зато у меня все время есть компания. Он, конечно, очень милый человек. Но мне хотелось снова увидеть тебя и других моих друзей, познакомиться с Джорджем…
– Но ведь не все так плохо, правда?
– Нет, это совсем не плохо. – Снежка слегка прижалась ко мне, и мы сидели вот так, молча. В этот миг я почувствовал, что можно любить многих людей, и понял, что все еще люблю ее.
Глава 29
Бачка нельзя назвать искушенным в любви, но с тех пор, как он стал проводить время с Элли, он определенно изменился. Он стал мягче и выглядел счастливым, а его походка стала более легкой. Вот что делает с нами любовь! Мой шаг тоже был пружинистым, когда в то холодное, морозное декабрьское утро я отправился повидаться с другом. Мне нужна была ясная голова, и я подумал, что лучше уйти подальше от Эдгар-Роуд. Я оставил Джорджа нянчиться с Пиклзом, потому что уже давно перевыполнил план, заботясь о щенке. Джордж сказал, что с радостью посидит со щенком, и отправился уговаривать Хану составить им компанию. Она, конечно же, согласилась, ведь она самая покладистая кошка на свете. Я ушел из дома якобы для того, чтобы поработать над планом Гарольда о создании «клуба одиноких людей», как называл его Джордж. Я действительно работал над этим, но не забывал и о себе. Часть моего сердца оставалась одинокой, теперь я мог признаться себе в этом.
Когда Снежка уехала, меня даже сардинки не привлекали – так сильно я страдал. Потом у Клэр появилась гениальная идея – взять Джорджа, и, хотя я любил его больше всех на свете, он мой любимый сын, но уголок моего сердца, предназначенный для другой любви, пустовал. После смерти Тигрицы я даже не думал о том, чтобы снова влюбиться. А теперь совершенно запутался. Я чувствовал себя виноватым – перед Джорджем, перед Тигрицей, перед Снежкой. Я был не из тех, кто то и дело влюбляется. В моей жизни было всего две любви. Клэр сказала, что это судьба. Джонатан не верил в судьбу, а я все-таки верил.
Я думал обо всем этом, пока шел к двору Бачка.
– Не ожидал тебя увидеть, Алфи, – сказал он.
– Мне нужно с кем-то поговорить, – ответил я и рассказал ему о своих переживаниях. – Я все еще люблю Снежку, прежние чувства вернулись с той же силой, но я не знаю, что делать, и как быть с Джорджем…
– Ты же знаешь, Джордж пережил непростой период, вот почему он так плохо отреагировал на возвращение Снежки, – сказал Бачок, выслушав мои объяснения. – Понятно, но он все-таки оправился довольно быстро. Ему может не нравиться мысль о том, что вы вместе, но думаю, что он смирится с этим. Он же умный кот.
– Я знаю, но не хочу никому причинять боль.
– Это понятно, но ты знаешь, что Тигрица всегда мечтала о том, чтобы ты был счастлив, и я уверен, что она по-прежнему заботится об этом. Тигрица ушла, это ужасно, и ты никогда ее не забудешь. Проблема в том, Алфи, что жизнь продолжается, и ты должен двигаться вместе с ней.
– Ты такой мудрый. – Мне было так грустно, что я улегся на землю и позволил себе немного повыть.
– И мы оба знаем, что жизнь не вечна, поэтому надо прожить ее на полную катушку. Когда я встретил Элли, меня не интересовали отношения. Ты же меня знаешь, я дружу с тобой только потому, что ты был настойчивым и почти не оставил мне выбора, чему я очень рад. И именно благодаря тебе я смог открыть свое сердце Элли. Ты хороший друг, Алфи… Нет, лучший друг, какой только может быть у кошки, и потому тоже заслуживаешь счастья.
– Любовь и дружба – это все, что нам нужно, не так ли?
– Две важные вещи, и ты научил меня им.
– А еще сардинки! Честно говоря, я бы не отказался от угощения.
– Так давай подойдем к двери ресторана, прикинемся голодными и посмотрим, может, для нас найдется что-нибудь вкусненькое? – Бачок улыбнулся.
– Ты говоришь на моем языке.
Уплетая сардинеллы, а не сардинки – но я не из тех, кто жалуется, – мы с Бачком обсуждали идею Гарольда о помощи одиноким людям.
– Помнишь прошлое Рождество, когда ты собрал всех в ресторане? Видимо, это и вдохновило Гарольда.
– Возможно, ты прав. Раз в неделю он посещает центр для пожилых и говорит, что у многих из тех, кто там бывает, больше никого нет. У них даже нет нормальной домашней еды, они готовят сами и только самые простые блюда. Это очень печально.
– Но у него есть идея, и тебе нужно сделать так, чтобы кто-то из твоих семей узнал об этом.
– Думаю, лучше всего подойдет Клэр, она живет на той же улице. Но я не понимаю, почему Гарольд не хочет рассказать ей об этом.
– Похоже, ему не хватает уверенности в себе, – предположил Бачок.
– Он признался Снежке, что боится, как бы они не сочли это глупостью и не высмеяли его, – объяснил я.
Бачок, пожалуй, прав. После болезни Гарольд лишился некоторой уверенности в собственных силах, и думаю, иногда его беспокоило то, что он стал так уязвим. Я мог это понять, хотя сам и не страдал от недостатка уверенности.
– Да, но, Алфи, если он записал свои мысли в тетрадь, тогда все, что тебе нужно, это заставить кого-то из твоих людей прочитать его записи. – Бачок произнес это так, будто речь шла о пустяке, и, пораскинув мозгами, я понял, что так и есть.
