Постепенно руки перестали дрожать, отчаянно колотящееся сердце тоже успокоилось, и тогда я перестал судорожно сжимать руль и завел мотор.
Я поехал на своей колымаге прямо к дому Кэлхунов и припарковался на противоположной стороне улицы, между фонарными столбами. Все окна дома были темными, свет горел только в одном, в спальне наверху. Я ждал, надеясь, что Кэтрин каким-то образом увидит мою машину и выйдет ко мне. Мне хотелось еще разок поговорить с ней перед тем, как вернуться домой. Она простила меня быстрее, чем я надеялся – или, по крайней мере, уже начала прощать. Я не мог отделаться от мысли, что отныне мне придется прикладывать вдвое больше усилий, чтобы Кэтрин снова открыла мне свое сердце. Она что-то скрывала от меня, и это очень ее пугало. К тому же до сих пор ей приходилось бороться со своими страхами в одиночку. Я хотел ее защитить, но не знал, от чего именно.
Я уже потянулся к ключу зажигания, как вдруг в единственном освещенном окне появилась Кэтрин. Она смотрела в сторону дома моей тети, держа в руках какой-то предмет. Она выглядела грустной, и мне отчаянно захотелось ее развеселить.
Тут мой телефон просигналил, и на экране высветилось сообщение от тети Ли.
Ты уже должен быть дома.
Уже еду, написал я.
Ты не можешь разъезжать по городу без разрешения. Тебе еще нет восемнадцати.
Я просто пытался успокоиться перед возвращением домой. Папа звонил.
Правда? И чего он хотел?
Я мрачно усмехнулся.
Мои деньги, заработанные стрижкой газонов.
Несколько секунд ничего не происходило, потом на экране вновь появились три мигающие точки – тетя Ли снова начала печатать.
Дядя Джон позаботится о том, чтобы этого больше не повторилось. Возвращайся домой. Поговорим.
Все хорошо. Мне уже лучше.
Приезжай домой.
Я завел двигатель и поехал домой. В зеркале заднего вида я увидел Кэтрин. Она все еще стояла у окна. Интересно, о чем она думала? Мечтала о свободе или радовалась, что стекло отделяет ее от внешнего мира?
Глава одиннадцатая
Кэтрин
За закрытой дверью моей комнаты скрипнул деревянный пол. Осознав это, я открыла глаза и поморгала, чтобы они немного привыкли к темноте. В коридоре горел свет, и на полу моей комнаты появилась тень; я ждала, гадая, кто стоит у меня на пороге посреди ночи.
Дверная ручка повернулась, потом щелкнул язычок замка. Дверь медленно открылась. Я лежала неподвижно, а ночной гость подошел к моей кровати и остановился.
– Господь Всеблагой, Кэтрин, ты ужасно выглядишь.
– Вообще-то я спала, – проворчала я в ответ. Я села, спустив ноги с кровати, и потерла сонные глаза. Мне не обязательно было видеть посетительницу, я сразу узнала свою кузину Имоджен – приехала посреди ночи. Не могла дождаться утра, явилась сразу по приезду, чтобы оскорбить меня. – Как дела? – спросила я, глядя на свои босые ноги. У меня совершенно не было настроения вести светские разговоры, но Имоджен ведь все равно не отстанет, будет стоять над душой, пока я не обращу на нее внимание. Она и дядя Жаб приезжали не часто, но в октябре появлялись всегда.
Имоджен душераздирающе вздохнула – подростки часто так делают – и, взмахнув руками, шлепнула себя по бедрам.
– Терпеть не могу этот дом. Не могу дождаться отъезда.
– Уже? – фыркнула я.
– Здесь так жарко.
– Это ты еще не была здесь пару недель назад, с тех пор стало попрохладнее.
– Мир не вертится вокруг тебя, Кэтрин! Боже! – воскликнула Имоджен, наматывая на палец длинную прядь темных волос. – Когда твоя мама регистрировала нас, она сказала, что ты в плохом настроении.
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не огрызнуться. Общение с Имоджен требовало колоссального терпения, и ее привычка приходить по ночам не облегчала мне задачу. Моя единственная кузина всегда приезжала с дядей Жабом, и я заранее знала, что придется мириться с бесконечным потоком жалоб Имоджен и с ее оскорблениями. Или же убирать беспорядок, устроенный ее отцом, потому что дядя Жаб был слишком ленив и постоянно устраивал свинарник везде, где появлялся.
Поппи была на несколько лет младше моей кузины и в то же время более зрелая, а уж характер у малышки был куда лучше, чем у Имоджен. Увы, никогда не получалось предугадать, с кем придется иметь дело: с Поппи, с ее отцом Дюком, с Имоджен или с дядей Жабом.
Моя кузина пощупала мое лоскутное одеяло и наморщила нос.
– Это место превратилось в настоящую свалку.
– Тебе понравилась твоя комната? – спросила я. – Хочешь, я схожу туда с тобой?
– Нет, – отказалась Имоджен, постукивая мыском по полу.
– Пожалуйста, не делай так, – попросила я, протягивая руку к ее ноге.
Как будто я смогла бы ее остановить.
Имоджен бросила на меня короткий взгляд и возвела глаза к потолку.
– Какая разница.
Я встала, подошла к двери и вышла в коридор, жестом пригласив Имоджен следовать за мной. Звук ее тяжелых шагов гулким эхом разносился по старому дому. И как это Имоджен не перебудила всех соседей, она же топает, как слон?
– Сюда, – прошептала я. Свернув за угол, я выбрала комнату, соседнюю с той, где жил Дюк, потому что точно помнила: я недавно там убиралась, и там есть все необходимое.
Имоджен прошла мимо меня и неодобрительно нахмурилась.
– А других комнат нет?
– Нет, – солгала я.
У нас было несколько свободных комнат, но я надеялась, что, если поселить Имоджен поближе к лестнице, ведущей наверх, она останется в своем конце коридора.
Имоджен скрестила руки на груди.
– Этот дом превратился в настоящую помойку, а когда-то он был милым. Ты тоже когда-то была милой, а теперь ты грубая. Твоя мама странная. Не представляю, почему мы вообще сюда приезжаем.
– И я не представляю, – пробормотала я вполголоса и пошла обратно в свою комнату. У меня за спиной раздались шаги: Имоджен шла по коридору.
– Кэтрин?
Я обернулась и оказалась лицом к лицу с кузиной. Под глазами у нее залегли темные круги. Я готова была держать пари, что она уснет, едва ее голова коснется подушки.
– Да, Имоджен?
Она высунула язык и сморщила нос, так что получилась отвратительная рожа. Язык Имоджен поблескивал от слюны, собравшейся в уголках рта. Я отпрянула, глядя, как испорченная нахалка строит мне рожи, потом она вернулась в свою комнату и захлопнула за собой дверь.
От громкого стука, буквально взорвавшего тишину дома, я так и подпрыгнула.
Через несколько мгновений раздался новый стук, и открылась другая дверь. По деревянному полу прошлепали босые ноги, и ко мне подошла мамочка. Вид у нее был усталый.
