– Ты же обещал, – напомнила я.
– Это нечестно. Ты не должна была брать с меня таких обещаний.
– Но ты пообещал… а теперь нарушаешь обещание.
– Кэтрин! – взмолился Эллиотт. – Позволь мне подняться. Я не могу уйти, пока не удостоверюсь, что с тобой все хорошо.
Я не стала возражать, и тогда Эллиотт разбежался, подпрыгнул и забрался по стене дома прямо к моему окну. Перекинув ноги через подоконник, он согнулся и упер руки в колени, переводя дух.
Я снова посмотрела на дверь, потом прошипела:
– Тебе не следует здесь быть!
Впервые в мою комнату зашел кто-то кроме гостей, Тэсс, мамочки… с тех пор как папу увезла «Скорая».
Эллиотт выпрямился, сразу оказавшись выше меня на целую голову.
– Видишь, молния не ударила и не испепелила меня. Я буду вести себя тихо. – Он закрыл окно, потом сделал пару шагов по комнате. – Тут меняли обстановку с тех пор, как ты была маленькой?
Я покачала головой, стараясь не поддаваться панике. Если мамочка узнает, то придет в бешенство. Гостиницу на Джунипер-стрит она защищает гораздо больше, чем меня.
– Тебе не следует здесь быть, – прошептала я.
– Но я здесь, и останусь, если только ты не прогонишь меня пинками.
– Твоя тетя разозлится. Она может что-то сказать мамочке.
– Мне восемнадцать. – Эллиотт прошел мимо меня и нахмурился. – Почему твой комод придвинут к двери?
Я молча уставилась на него.
– Кэтрин… – Эллиотт посмотрел на меня взглядом отчаявшегося человека, было видно: он хочет защитить меня от всего, что скрывается за этой забаррикадированной дверью.
– Хорошо, – вздохнула я, закрывая глаза. – Ладно, я тебе расскажу, но остаться ты не можешь. Не хочу, чтобы ты меня жалел. Мне не нужна твоя жалость. И ты должен пообещать, что никому не расскажешь. Ни тете, ни дяде, никому из школы. Никому.
– Это вовсе не жалость, Кэтрин. Я беспокоюсь за тебя.
– Пообещай.
– Я никому не скажу.
– Дюк никогда сюда не приходит, но время от времени приходят мамочка, Уиллоу, Поппи и моя кузина Имоджен. Мамочка не позволяет мне просверлить отверстия в стене для замка, поэтому я придвигаю к двери кровать, чтобы они сюда не входили.
Эллиотт нахмурился.
– Это неправильно.
– Они просто приходят поговорить, иногда будят меня посреди ночи. Это неудобно. Мне спокойнее, если кровать придвинута к двери, так я лучше сплю. – Я подтолкнула Эллиотта к окну. – Ладно, я тебе рассказала, а теперь иди на вечеринку.
– Кэтрин, не пойду я ни на какую дурацкую вечеринку. Я остаюсь здесь и буду тебя охранять.
– Ты не можешь находиться здесь. Кроме того, я так живу уже два года и пока что справляюсь. Пусть теперь ты все знаешь, но это не значит, что все изменится. Я не хочу, чтобы мы оба что-то пропускали и чего-то лишались из-за этого места, так что иди.
– Кэтрин…
– Иди, Эллиотт. Иди, или у нас с тобой ничего не получится. Я не смогу мучиться чувством вины еще и из-за этого.
Эллиотт спал с лица, повернулся к окну, вылез наружу и снова опустил раму. Потом прижал к стеклу кулак и поднял вверх указательный палец и мизинец, показывая знак любви. Я сделала то же самое и проговорила одними губами: «С днем рождения».
Когда Эллиотт спустился на землю, я открыла нижний ящик комода и достала любимую футболку отца, украшенную логотипом Оклахомского университета. Футболка истончилась и прохудилась в нескольких местах, но, лишь обнимая ее, я могла представить, что папа рядом. Я всегда сидела с ней в обнимку, если меня что-то сильно пугало. Прижимая к себе футболку, я легла на кровать. Футболка уже давно не пахла папой, но я постаралась представить, что он сидит рядом, в изножье кровати, ждет, когда я засну. Он всегда так делал, когда я была маленькой. Я долго лежала без сна, а когда наконец задремала, меня оберегал не папа, а Эллиотт.
Глава двадцать третья
Эллиотт
Я застегнул куртку и сунул руки в карманы. Пламя костра поднималось над землей выше моей головы, и все же ледяной дождь не давал огню прогнать холод. К тому времени как мы с Сэмом приехали, все, кроме футболистов, уже напились, но и они усиленно прикладывались к бутылке с текилой.
Спасаясь от порывов ледяного ветра, я опустил голову и уткнулся подбородком в шерстяной ворот куртки. Сэм подпрыгивал на месте и размахивал руками, чтобы согреться.
– Пойду, попрошу Скотти нам налить. Он купил бутылку виски. Хочешь?
Я нахмурился.
– Это плохая идея. Я собираюсь вернуться в дом Кэтрин.
Сэм вытаращил глаза.
– Ты хочешь зайти внутрь?
– Я уже заходил к ней сегодня.
– И что по этому поводу думает ее мамаша? Мне казалось, она никого не впускает – ни родственников, ни гостей.
Я пожал плечами, буравя взглядом землю.
– Я забрался по решетке и влез в окно. Кэтрин не позволила мне остаться, сразу выпроводила.
– Ух ты. Так вы с ней поговорили по душам?
Я сдвинул брови.
– Не совсем. Все оказалось примерно так, как ты и говорил. Кэтрин не хочет, чтобы из-за нее я пропускал веселье. Сама она ни разу не была на вечеринке. Очевидно, она считает вечеринки чем-то чудесным и удивительным.
Несколько старшеклассников стояли у костра и распевали какую-то песню, другие пили виски.
– Эллиотт, – сказала Татум, откидывая за спину намокшие волосы. – Не думала, что ты придешь.
– Я ненадолго, – ответил я, глядя на ребят у костра.
– Ты хотел выпить? Я подумала…
– Нет, спасибо. Мне нужно поговорить со Скотти, – заявил я и ушел, оставив Татум стоять рядом с Сэмом.
– Привет, – сказал я Скотти, хлопая его по плечу.
– А вот и именинник! – завопил тот. Литровая бутылка виски уже наполовину опустела. Скотти шатался, но весело скалился. – Хочешь глотнуть? Давайте выпьем! – он залпом осушил свой стакан.
– Нет уж, обойдусь, – ответил я.
Похоже, Скотти уже так разогрелся, что не чувствовал холода и стоял вдали от костра, а вот меня пробирала дрожь. Я попятился обратно к костру и натолкнулся на Круза Миллера – он держал за руку Минку.
– Смотри, куда прешь, Янгблад! – рявкнул Круз. Он был пьян, но не так сильно, как Скотти. Тот бросился между нами, словно боялся, что мы сейчас подеремся.
– Эй, эй, эй… Это же день рождения Эллиотта, – невнятно забормотал он. – Не цепляйся к нему в его же праздник.
– Где Кэтрин? – спросила Минка, самодовольно усмехаясь. – Неужели она не могла прийти? Ей что, нужно помыть туалеты или что-то в этом роде?
