— А на мое место ты, что ли? — осклабился Кирсанов и про себя добавил: «Шакал». — Поучи жену щи варить, — рыкнул чуть слышно и прошел на татами, где уже собрались практически все бойцы «Секиры».
«Может, и до них дошли слухи, — в сердцах подумалось ему. — Тут главное — не подать виду, что знаешь», — про себя усмехнулся Бек.
— Сначала разминка, — спокойно приказал он, мысленно отмечая, что это, возможно, его последний приказ в подразделении. В висках билась ярость. Вопросы «зачем» и «почему» не давали покоя.
«Вот и закончилась твоя служба, Сергей Юрьевич, — ощерился про себя. — Перетопчемся, — сжав челюсти, рыкнул он. И глядя, как бойцы привычно растекаются по залу, уставился на сотовый, будто прилипший к ладони. И подумав раздраженно: «Зачем я его сюда припер?», кинул на ближайшую лавку. Кирсанов не торопясь прошел к груше, висевшей прямо по центру, и, обмотав кисти рук тонкими кожаными «бинтами», начал тренировку.
«Странно, что Гоголь не сказал ничего», — скривился Бек, нанося удары неведомому сопернику, и остановился как вкопанный, услышав знакомую мелодию звонка. «Милая моя» Юрия Визбора.
«Что же мне сказать тебе, Санечка?» — расстроенно подумал он и хотел уже не брать трубку, когда в полшага оказался рядом с лавкой, где валялся сотовый.
«Александра Андреевна не даст мне послабления, — усмехнулся он. — Сразу объяснит, что работа не главное», — улыбнулся он, хватая трубку.
— Да, Санечка, — пробормотал тихо, понимая, что даже от голоса жены ему станет легче.
— Сережа-а, — хрипло прошипела жена. — Срочно забери меня! Это ловушка!
— Сейчас буду, — рыкнул он и сразу рванул к себе в кабинет. Натянул свитер и кобуру с пистолетом и бросился вон.
— Я с тобой, — преградил ему путь Асисяй. — Что-то с Александрой?
— Оставайся, я сам разберусь, — мотнул головой Бек. — Мне тут сейчас нужны свои глаза и уши. Говорят, на меня приказ пришел. Отстранять собираются.
— Я понял, — коротко кивнул Славка, спеша по коридору рядом с шефом. — Пока ты не вернешься, в кабинет никого не пущу.
— Отлично, — пробурчал Кирсанов, вылетая во двор и залезая в Рэндж. Махнул рукой караульному, чтоб открывал ворота, и дал по газам.
Бек несся по заснеженной лесной дороге и силился понять, во что на этот раз угодила его прекрасная половина. Вроде бы к тетке поехала любимая женщина-катастрофа. Кто или что ее там подстерегало? Какая может быть ловушка у родственников? Он нажал на последний вызов и по громкой связи приказал:
— Говори со мной, девочка! Болтай, о чем хочешь…
— Лучше ты, Сережа-а, — проскулила она. — В доме еще кто-то есть, боюсь, услышат.
— Умная ты у меня, Александра Андреевна, — довольно хмыкнул Кирсанов, на всех парах вписываясь в поворот, и принялся докладывать об отставке. Никогда и никому в жизни он не жаловался на судьбу, не просил выслушать. А сейчас только и ждал, когда Александра окажется в его объятиях и чмокнет в нос. Погладит по голове и протянет весело: «Сережа-а». Никто и никогда не мог одним словом его заставить поглядеть на ситуацию с другой стороны.
— Зато у тебя появится больше свободного времени, — прошептала она чуть слышно. — Поедем мир смотреть. На Камчатку полетим и в Японию. Дом построим и собаку заведем…
От ее слов на душе потеплело, и Кирсанов улыбнулся радостно, представляя, как из Москвы поедет с женой и сыном на поезде во Владивосток. На столе под звук колес будут звякать хрустальные стаканы, а за окном мелькать леса и поселки.
— А ты меня не разлюбишь? — криво усмехнулся Бек, заезжая в деревню. И тут же расхохотался, услышав резкое «не надейся, Кирсанов!».
— Я уже близко, Санечка, — пробасил он, твердо веря, что если сейчас вытащит жену из лап неведомых убийц, то дальше все наладится.
«За звание и должность я, конечно, поборюсь. Хрен вам с редькой, господа, а не моя отставка», — рыкнул он про себя и, остановившись около знакомого кривого забора, перепрыгнул через невысокие покосившиеся воротца.
У себя в подвале Толик Меньшиков уже полчаса как прислушивался к голосам. Сначала радостно верещала в трубку хозяйка: «Я тебе говорю, едет она!», а потом, будто волна свежего ветра, ворвался совершенно новый голос. Нежный, чуть с хрипотцой.
«Жена Кирсанова пожаловала собственной персоной. Попалась птичка, — хмыкнул про себя Толик Меньшиков. — Значит, и свобода не за горами». Он почему-то представил, как генеральшу поместят к нему в камеру.
«А куда же еще, — почесал репу Толик. — Тут, наверное, и нет других таких помещений. Девчонка поплачет, а он, Меньшиков, станет ее утешать. А потом бравым орлом прилетит генерал. Всех затопчет, как кур петух, и освободит пленников».
«Надо только выучиться ждать, — пропел про себя Толик, — надо быть спокойным и упрямым…»
Он усмехнулся, понимая, что песня в нынешних условиях приобретает совершенно иной смысл. Наверху прямо над ним генеральша с кем-то тихо болтала по телефону.
«Вот же курица безмозглая! — досадливо выдохнул Меньшиков, стараясь уловить хоть обрывки разговора. Но так и не смог разобрать ни слова. — И зачем, спрашивается, запираться в туалете, чтобы потрепаться? — мысленно рассердился он. — Ты даже не ведаешь, девочка, что сейчас произойдет. Дадут ли тебе бутылкой по голове или просто засунут в подвал? Последние минуты свободы, — скривился он и уже хотел подать голос. Крикнуть этой Шурке, чтоб удирала, когда, будто издалека, послышался возглас хозяйки.
— С тобой все в порядке, милая? — елейно пропела она, постучав в дверь сортира.
— Да, тетя Люся, — пробурчала генеральша. — Скоро выйду. Все нормально.
— Месячные? — догадалась вездесущая хозяйка.
— Ага! — бодро соврала Александра и на секунду задумалась.
«Когда же они были в последний раз? — и тут же тихо ойкнула, приложив ладонь к щеке. — Задержка, ой мамочки! Больше месяца!»
— Что случилось? — донесся из динамика рык мужа. — Ломают дверь?
— Нет, — мяукнула Санька и еле удержалась, чтобы прямо сейчас не поделиться новостью с Кирсановым. — Ты где, Сережа-а?
— Уже подъезжаю, Санечка, — тихо заметил муж. — Пока к дверям не подойду, не выходи. Понятно?
— Так точно, товарищ генерал! — отрапортовала она. Надела пуховик и взяла с подоконника сумку, а после напряженно вгляделась в зеркало.
«Неужели залетела?» — довольно осведомилась у самой себя и зачарованно уставилась в зеркало, стараясь найти хоть какие-то изменения во внешности.
«Говорят, взгляд становится другим», — некстати вспомнила Санька и снова посмотрела пристально в отражение. Но нет, ничего не поменялось. В глазах горела прежняя решимость оставить неприятелей в дураках, а кулаки сжимались только от мысли, что родная тетка заодно с ее врагами и умудрилась устроить ловушку.
