Крепс снова посмотрел на сына, будто почувствовал взгляд. Малыш сидел на постели и внимательно разглядывал нового знакомого.
— Я кушать хочу, — прошептал он. — Там у мамы в сумке есть йогурт и яблочко.
— А у меня — котлеты и жареная картошка, — улыбнулся Блинников. — Хочешь?
— Конечно, — оживленно затараторил малыш. — Я люблю! Но бабушка Люся говорит, что это нездоровая еда. А мама раньше сама картошку жарила. Когда дедушка Валера был жив. Его положили в дубовый ящик и закопали на кладбище. А я испугался сильно. И меня мама к Дане и Леше отвезла. Я у них с ночевкой оставался. Мы под столом халабуду строили, и их мама пришла к нам, и мы все вместе читали книжку.
— А я знаю твоих друзей, — подмигнул ребенку Крепс. — У них еще две собаки. Рекс и Фунтик, — бросил он, доставая из портфеля судочки, заботливо сложенные Аленой. — У нас еще квашенная капуста имеется, — радостно возвестил он, открывая по очереди каждую емкость. — Только вилка одна, — развел руками. — Или подожди… У меня, кажется, походный вариант есть.
Блинников полез в карман брюк и, выудив оттуда перочинный ножик, принялся открывать различные отделения.
— Вот видишь, ложка, вилочка, пилка и даже ножницы. А это, гляди, — Крепс потянул за самую большую выемку. — Молоточек.
— А зачем? — удивился Димулька, жадным взглядом обводя еду. Но сам взять не решился.
— Пойдем руки мыть, — вовремя спохватился Крепс и, открыв дверь в туалет, позвал сына. — Иди сюда, Дим.
Малыш послушно подошел и, когда Блинников нажал на тугой кран, быстро подставил ладошки.
— Ух ты ж, как здорово, — прошептал восхищенно. — Я бы в поезде все время катался. А вы?
— И я, — кивнул Крепс, чувствуя, как счастье горячей волной затапливает сердце. Проникает в душу, позволяя дышать полной грудью и радоваться жизни.
«Твою налево, — весело выругался он, наблюдая, как сын осторожно, стараясь не задеть спящую мать, садится обратно за стол. — Всего-то надо быть рядом с маленьким человечком, так похожим на тебя самого. Болтать о пустяках и за обе щеки уминать котлеты с картошкой».
Глава 5
Юлька проснулась только к Воронежу и даже сама не поняла, как отрубилась. Впервые за несколько лет спала тихим и безмятежным сном. И будто очнувшись из глубокой дремы, она сразу услышала звонкий голосок сына, рассказывающего о своих друзьях и игрушках, и вторящий ему солидный бас Крепса. Нестерпимо захотелось есть. Да и в купе пахло жареной картошкой. Может, показалось…
«Дима не мог оставить ребенка одного и пойти в ресторан! — на долю секунды запаниковала она и тут же остановила себя. — Где в общепите подают жареную картошку и котлеты? Наверное, из другого купе вентиляцией принесло», — решила она, усаживаясь на постели и сонно озираясь по сторонам.
— Я уснула, — сообщила растерянно.
— Мы заметили, — вяло улыбнулся Крепс. — Давай, Юль, соберись, — велел он. — Мы тебе тут еды немного оставили. Не знаю, ешь ты такое или нет, но из купе выходить не стоит. Сейчас в Воронеже придет патруль. Проверит документы у наших сопровождающих. Они там уснули и дверь даже не закрыли. Я выглядывал, дрыхнут на диване вповалку. Самое время поесть и затаиться, — потирая лоб, добавил он заговорщицки.
Юля зашла в сортир и постаралась не вскрикнуть, увидев в мутном отражении зеркала свою взлохмаченную физиономию. Хотя, если так разобраться, пять лет назад Крепс видел ее не только лохматой, но и абсолютно голой. Некстати вспомнилась та ужасная ночь, когда двое ее коллег по редакции от большого ума кинули в окно старого Кирсановского дома бутылку с зажигательной смесью. Чего хотели добиться, Юля не понимала до сих пор. Вот только их звонок и вопли по поводу фейеверка поставили жирную точку на отношениях с Димой. Тяжело вздохнув, Юлька причесала растопыренными пальцами волосы, собрала в пучок русые пряди. И будто наяву увидела, как, узнав о пожаре в Никифоровке, с кровати подобрался Крепс. А когда она сама добралась до места происшествия, то в генеральском дворе уже чернел остов дома, а чуть поодаль стояла в темной рясе и в Димкиной куртке монахиня, старшая сестра генерала Кирсанова. Сам Сергей Юрьевич тогда покосился недобро и что-то пробурчал Крепсу. Тот подскочил и, если бы не сдержался, то вытолкал бы ее взашей. И еще гадостей наговорил.
«Все травой поросло, — улыбнулась своему отражению Юля. — Жизнь развела нас тогда, и у каждого теперь своя дорога. С сыном ты хочешь видеться, — криво усмехнулась она, открывая дверцу, — я не против. Вот только надолго ли тебя хватит? Женишься на своей медичке, она тебе еще нарожает. Главное, не бороться с тобой, Димочка. А то запретный плод сладок. Первое время походишь, а потом и не вспомнишь о нас», — подумала она с горечью и, вернувшись в купе, нервно хихикнула:
— Воронеж, нас не догонишь!
— Есть хочешь? — коротко бросил Дима и добавил, смущаясь. — Мне жена тут тормозок сложила.
— Давай, — кивнула Юлька, прекрасно понимая, что время выяснять отношения давно прошло. Или еще не наступило.
— Котлета и капуста, — придвинул к ней широкий судок Крепс. — Картошку мы с Димоном схомячили…
— Ты ел жареную картошку? — строго посмотрела на ребенка Юля. — Ты же знаешь, что тебе нельзя…
— Мамочка, ну, она такая вкусная. Я просто не смог отказаться… А дядя тезка не знал. Ты его не ругай, пожалуйста.
— Я никого не ругаю, — строго заметила Юля. — Просто кто-то опять будет пить мотилиум.
— Ладно, — натужно вздохнул Димулька. — Выпью. Оно того стоило…
— Пока ты умывалась, — заметил Блинников, протягивая ей чистую вилку, — пришло сообщение от Кирсанова. До вокзала поезд остановить не получится. Слишком многим придется объяснять причину. Но в Ростове живет один человек. Он нас и заберет с перрона. Сергей Юрьевич с ним уже связался. Мужик креативный. Обещает встретить с оркестром…
— Вот нам только музыкального сопровождения не хватало, — усмехнулась Юлия и принялась есть. Крепс даже залюбовался. В отличие от других дамочек, Юлька не гоняла лист салата по тарелке. Ела быстро и аккуратно. Потом даже вымыла судок и вилку.
— Спасибо большое, товарищ полковник, — улыбнулась она. — Очень вкусно. Так Алене и передайте.
— Обязательно, — кивнул Блинников и неожиданно почувствовал легкую досаду.
«Она все про меня знает. Про звание, про Алену. И сказала так равнодушно-весело…»
Он бросил внимательный взгляд на худенькую невысокую женщину. Элегантную и совершенно уверенную в себе. И внезапно понял, что та девчонка с черными космами и ободранными коленками, которую он под ручку вел через кладбище в Никифоровке, а потом промывал перекисью раны, заливая пенящуюся жидкость на подранные колготки, не имеет ничего общего с этой красивой и ухоженной гламуркой. Нет, естественно, это была та же Юля Фомина, теперь уже Яныч. Холеная блондинка, знающая себе и другим цену. Подтянутая и волевая женщина. И любому человеку та девица в хламиде, что следила за генералом вместе с такими же журналюшками, как и она сама, показалась бы дальней родственницей теперешней Юли со странной фамилией Яныч. Блинников засмотрелся на волосы, собранные в почти идеальную дульку, и поймал себя на мысли, что хочет выдернуть из Юлькиной прически дурацкие шпильки. Огладить послушные длинные локоны и намотать на палец тонкую прядку.
