Волант не сразу нашлась.
– Что я могу получать? – воскликнула она. – Ни с чем не сравнимое счастье быть причастной к величайшим тайнам мира… Погружаться в них… Видеть то, что дано немногим… Разве этого мало?
– Иртемьев раскрыл, над чем работает? – спросил Ванзаров.
– Нет, – ответила она излишне резко.
Иногда молчание бывает лучше долгих объяснений. Ванзаров узнал почти все, что хотел. А мадемуазель Волант оставила попытки применить свое электричество. В прихожей она коснулась его локтя.
– Вы мне нравитесь, Ванзаров, и я этого не скрываю… Но берегитесь сил, которых не знаете… Не пытайтесь их обмануть… Есть многое, что неподвластно человеку… Будьте осторожны…
После знакомства с воровским старшиной Обухом Ванзарову не осталось, чего бояться. Неведомых сил – тем более.
– Приму к сведению, мадемуазель, – сказал он и отдал короткий поклон.
46
Около своего дома Ванзаров оказался в поздних сумерках. Идя пешком по Невскому и Садовой улице, он блуждал в мыслительных дебрях. Дорожки разбегались и прятались. Никак не желая угомониться.
Придержав калитку уже запертых ворот – дворник опять поторопился, – Ванзаров пропустил парочку кухарок. Крепкие вологодские девахи несли пустые корзины, наверняка отправлены за провизией.
– У нас-то ледок совсем изошел, – говорила одна, мягко окая. – Моя-то вот послала, проси, говорит, в лавке, должно у них быть…
– Что ты, у меня-то не осталось, сливки поставить негде…
Заметив вежливого соседа, они засмущались, поклонились, расхихикались и убежали.
Ванзаров остался стоять у раскрытой калитки. Тропинка внезапно кончилась, выведя к обрыву. Мысль была настолько проста, насколько абсурдна. Поверить в нее было невозможно. Логика сама с трудом верила. Любой здравомыслящий чиновник полиции на это сказал бы: полная чушь. А заботящийся о своей карьере и слышать не пожелал. Трезвый расчет говорил: вероятность того, что это возможно, – не более пяти процентов. Но каждый процент был на вес золота. Если окажутся верными. А если нет… Идея могла подождать с проверкой до утра. Ванзаров не мог. И не надо спрашивать почему. Тут и психологика не поможет. Что поделать…
…Пристав уже разгонял дневные заботы чаем, когда в кабинет ворвался чиновник сыска. Будто его пчела укусила. От неожиданности Вильчевский дрогнул рукой, облив стол.
– Родион, да ты что такой угорелый! – с досады проговорил он.
– Ваши пропавшие горничные служат в «Версале»?
Хорошо, конечно, что Ванзаров выполняет обещание, но с чего вдруг такой переполох?
– Само собой… Говорил же тебе.
Плохо не то, что пристав этого не говорил. Плохо, что Ванзаров не уточнил такой простой вопрос. Все же было на виду…
– Берите всех, кто на месте, и прошу немедленно за мной, – последовал приказ.
– Что? Куда? Зачем? – кричал Вильчевский вслед убегавшему чиновнику сыска. Тем не менее последовал за ним. И городовых поднял. О чем сильно пожалел.
Все дальнейшее показалось ему дурным сном с похмелья.
Примчавшись к дому так, что чуть не загнал городовых, Ванзаров потребовал отправить на черную лестницу двоих. Сам же растолкал невзрачного мужчину, который дремал, опираясь на гранитную тумбу ограждения канала. Вильчевский с удивлением признал в нем Курочкина, знаменитость в своем роде. Не меньше удивился: как это старший филер умудрился заснуть на посту. Неслыханное дело… Курочкин был растерян, тихо оправдывался. Но недолго. Ванзаров оставил филера, распорядился следовать за ним и взбежал на третий этаж. У пристава не было таких резвых ног. Когда он поднялся, чиновник сыска уже вовсю колошматил в дверь знакомой квартиры.
Пристав не знал, что подумать. Поступок Ванзарова казался ему откровенной дурью: неужели горничных похитил Иртемьев? Экая странность… Однако решил посмотреть до конца, чем закончится, и только попросил унять пыл – все-таки не подпольную типографию берут. Когда же Ванзаров потребовал вскрыть дверь, терпение лопнуло. Глупость извиняет молодой задор, но вломиться в квартиру уважаемого господина, толкать на скандал и преступление… Да что это Родион, с ума спятил?
Пристав категорически отказался и Ванзарову запретил. Тогда тот попросил подождать двадцать минут, прямо здесь, на лестничной площадке. Не успел Вильчевский возразить, как Ванзаров сбежал, словно ему стреляли в спину. Городовые перемигивались и тихонько посмеивались в усы. Что было делать?
Пристав вытащил карманные часы и засек время. Он решил, что не задержится дольше ни секунды.
Когда до отмеренного срока оставалось меньше минуты, а Вильчевский под взглядами городовых держал часы так, чтобы всем было видно, снизу лестницы раздались торопливые шаги. Вскоре появился Ванзаров. За собой он волок барышню, которая задохнулась так, что повисла на его руке. Пристав подумал, что с удальца сталось бы донести ее на руках. Он узнал мадам Иртемьеву. Но виду не подал.
– Хозяйка квартиры, госпожа Иртемьева Афина Петровна, забыла ключи и просит вас, господин пристав, вскрыть дверь, – сообщил Ванзаров, при этом легонько встряхнул замученную барышню. – Я прав, мадам?
– Да… да… – чуть дыша, проговорила она.
– Господин пристав, вы все слышали…
Не хватало, чтобы мальчишка ему указания давал! Да еще в присутствии городовых, которые будут потом полоскать своего начальника. Эти бравые ребята не лучше баб на скамейке – только дай повод языки почесать. Пристав не на шутку рассердился:
– Вам надо, господин Ванзаров, сами и ломайте…
– Как прикажете…
Ванзаров передал мадам Иртемьеву подоспевшей компаньонке. Вильчевский и мадемуазель Ланд узнал. Помнил, какой семейной сценой закончился вчерашний вечер. Ну так нынче будет похлеще, только держись… Вернется господин Иртемьев, найдет раскуроченную дверь, а дальше… А дальше отвечать чиновнику сыска.
Между тем Ванзаров, окончательно потеряв чувство меры, пристроился бочком к дверной створке, уперся и поднажал. Замок тихонько хрустнул. Пристав подумал, что этот умник обладает недюжинной силой. Сломал дубовую дверь, будто форточку распахнул. И не утомился. Вильчевскому стало любопытно: что же дальше-то будет?
– Мадам Иртемьева, вы даете добровольное согласие войти в вашу квартиру мне и полиции для проведения внешнего осмотра без проведения обыска? – спросил Ванзаров.
Пристав отметил, что хоть чиновник сыска явно свихнулся, пошел на нарушение, за которое может вылететь со службы, но видимость законности соблюдает.
Афина, тяжело дыша, опиралась на Веру.
– Разумеется… Пожалуйста… Входите…
Вильчевский еще подумал: и эта красавица недалекого ума. Вчера ее муж выгнал, а сегодня она полицию в дом пускает. Ох и достанется бедняжке, когда Иртемьев вернется. Узнает, что такое мужнина власть. Безграничная и справедливая.
