– В кладовой температура примерно минус три-четыре градуса по Цельсию. Кухарка в легком ситцевом платье с голыми ногами ложится на лед. Организм, конечно, крепкий, взращенный молоком и дикой природой Вологодской губернии, но…
– Сколько часов?
– Полагаю, что полное прекращение жизнедеятельности наступило через четыре-пять часов… Беспробудный сон.
– Мертвый сон, – поправил Ванзаров. – В прямом смысле. А ее подруги-горничные?
Криминалист насторожился.
– Откуда знаете, что они были подругами?
Поминать психологику нельзя, пока дело не дошло до заготовленного сюрприза, Лебедев может обидеться.
– Девушки примерно одного возраста служат в одном доме. Горничные бывали и у Иртемьева… – сказал Ванзаров и опередил опасный вопрос: – Он всего лишь их фотографировал… Трудно представить, чтобы Иртемьев сам приглашал. Попросил Лукерью. Наверняка обещан был рубль за услуги. Или два. Она и привела своих…
Выводы были столь просты, что Аполлон Григорьевич забыл о том, чем хотел поразить.
– Экий затейник: пригласил девушек в гости, одарил рублем, сфотографировал, а потом убил, – сказал он. – А затем кухарку уложил спать на лед. Чтобы не проболталась. А жене сказал, что прогнал ленивую дуру…
Ванзаров медлил с ответом.
– В общих чертах верно, но в деталях – нет.
– Это почему же?
– Хотя бы потому, что после фотографирования Иртемьев их не убивал…
Этот вывод Лебедев счел вызовом: знать такое невозможно! О чем и заявил со всей прямотой. На всякий случай вынул сигарилью из портсигара. Чиновник сыска запаха не боится, так пусть хоть остережется переходить черту.
– На фотографиях у горничных кружевные воротнички, – сказал Ванзаров. – Принарядились. Съемка – важное событие в жизни каждой девушки. А мы нашли их в кладовке с простыми крахмальными… Кстати, Лукерья на снимках тоже в парадном ситцевом платье с коралловыми бусами…
Тут Лебедев сообразил, что разговор излишне уклонился от главного.
– Может, тогда и прочее про горничных доложите? – с некоторой обидой спросил он.
– Без вас это невозможно, – ответил Ванзаров, отдавая должное гению криминалистики. – Представить не могу, как они добровольно легли под ледяную плаху…
– Вот! Наконец-то признали, что старик Лебедев еще на что-то сгодится! – сказал полный сил Лебедев, а вовсе не старик. – Что касается содержимого желудка и крови, тут никаких странностей. Не отравлены, не пьяны… А вот на висках нечто любопытное. Удар глыбой закончил дело, а начато было другим: на виске у обеих заметен кровоподтек. Получен до того, как на них «кабанчик» свалили… Били чем-то тяжелым и тупым…
– Сковородой или сотейником, – продолжил Ванзаров. – Что под руку попало…
Намек Лебедев понял.
– Полагаете, Иртемьев их в кухне прихлопнул?
– Это удобно… Во-первых, близко к кладовой, не надо волочь тело. И выпускать горничных не будешь через парадную дверь. Для них – черная лестница… Правила приличий известны…
Криминалист опять выразил непонимание.
– Допустим, жены его и компаньонки дома не было…
– Вы абсолютно правы, – согласился Ванзаров, чем сделал приятное другу. – Иртемьев занимался фотографированием, только когда они уходили из дома. Секретный научный эксперимент…
– Это откуда знать можете?
– Есть свидетель. Пожилая дама с биноклем на другой стороне канала… Похожа на старого пирата, но ум ясный. Ведет корабельный журнал.
Аполлон Григорьевич убедился, что над ним не шутят.
– Допустим. Но кухарка-то никуда не делась! Или Иртемьев околдовал ее, а потом горничных прикончил?
Ванзаров одобрительно покивал.
– Вывод почти незыблемый…
– Вот именно!
– Есть одна мелочь: разные воротнички у горничных и платье кухарки. Фотографии и убийства были в разные дни.
– Но зачем же горничные вернулись? – вскричал Лебедев, не в силах видеть, как его торжество обернулось в ничто.
– Самое простое: решили шантажировать Иртемьева, – ответил Ванзаров. – Дескать, расскажем, что вы нам неприличные намеки делали и фотографировали, пожалуемся в полицию. Поэтому платите, господин Иртемьев, еще. Что было большой ошибкой. Предположу, что один раз он заплатил. Но когда барышни пожаловали снова, схватил половник и пришиб обеих… Там, где вошли: в кухне у черной лестницы. У него взрывной характер, действовал в бешенстве. Потом отволок в кладовую и сбросил брусок льда. Кстати, это объясняет, почему их две…
– Почему? – только и мог спросить криминалист.
– Поодиночке им было страшно, а вместе нет… Признались друг дружке, что их господин Иртемьев фотографировал, обсудили и поняли: могут еще заработать… Только идти надо вдвоем… Так надежнее…
Обдумав, Аполлон Григорьевич не нашел зацепки, за которую мог бы уцепиться. Кроме одной.
– А где Лукерья была в это время? Разве Иртемьев побежит открывать дверь черной лестницы?
К радости криминалиста, вопрос оказался столь сложным, что Ванзаров вынужден был прогуляться вокруг лабораторного стола.
– Это самое странное, – наконец сказал он. – Предположим, Иртемьев жену заставил умереть без следов, вывернул мозги Сверчкову, усыпил кухарку. Но почему с горничными обошелся, как извозчик?
Чтобы окончательно привести друга в замешательство, Лебедев положил на стол козырь и сюрприз: скромный платочек с вышивкой.
– Был зажат в кулачке горничной, – сказал он. – Как вам такой ребус?
Ванзаров развернул тряпицу. По краю платка лежал печатный орнамент из трав и цветочков в народном вкусе. Один из уголков пересекала вышивка красной нитью: «Лукеше, подруге сердечной, от любящего сердца. Твой К.». Не было сомнений, что платок принадлежал кухарке. Подарок непростой, ценимый, за которым виднелись сладкие девичьи мечты: свой домик в деревне, муж, землица, детишки и коровы. Вот только деньжат в столице поднакопят. Платок для Лукерьи был бесценным. Ни за что бы не рассталась и подруге не отдала.
Видя, что Ванзаров не может оправиться от удара, Аполлон Григорьевич решил, что сюрприз удался и теперь надо помочь другу.
– Девица, уж не знаю, как зовут, так в кулачке сжимала, еле пальцы разжал.
– Фартук кухарки проверили? – вместо благодарности спросил Ванзаров.
– Была бы охота по карманам шарить…
– Что нашли?
– Мусор… Щепы для розжига печки… Захотите убедиться, у меня отложено, – сказал Лебедев обиженным тоном. – А горничная наверняка платок украла.
– Невозможно, – ответил Ванзаров.
Аполлон Григорьевич хотел возмутиться эдакой самоуверенности, но в дверь вежливо постучали. На пороге объявился Погорельский. В пылу спора Лебедев совсем забыл, что сам назначил доктору.
