При электрическом свете следить было одно удовольствие: как будто сам оказался в гостиной. Только в плаще-невидимке. Лебедев видел, как Вера с Афиной выдвинули стол на середину гостиной, как расставляли стулья, как собирались гости. Он наблюдал, как одиноко бродил Ванзаров, и искренне переживал за друга. Он видел, что его знакомому доктору не позволили задернуть портьеры. Перед его глазами спириты расселись, появился Калиосто с девочкой-подростком. Филерить вот так – невидимым, из безопасного укрытия – было чрезвычайно любопытно. Совершенно новые впечатления. Лебедеву все больше нравилась затея.
Не слыша голосов, он понимал происходящее: вот, например, господин маг разводит лишние церемонии, здоровается с каждым из присутствующих. Оставалось дождаться, когда же начнется главное представление.
Свет погас. Ванзаров просил, чтобы с этого момента велся точный график наблюдений. Чтобы потом сравнить с тем, что происходило за столом. Аполлон Григорьевич заготовил перед собой часы и лист с карандашом.
Сеанс начался. Одинокая свечка бросала на лица уродливые тени. Как будто не люди, а пришельцы из иного мира. Но криминалист не любоваться собирался. Ему предстояло замечать поведение спиритов. Пока что жгучая брюнетка, сидевшая к телескопу спиной, крутила головой, будто хотела забросить ее подальше. Господин нотариус покачивался, словно фарфоровый болванчик.
– Аполлон Григорьевич…
Голосок был столь нежен, что нельзя было не отвлечься. Нинель держала серебряный поднос с двумя бокалами шампанского. Лебедев невольно отметил, что старуха храпит в своем кресле. Так увлекся, что не заметил, когда старую даму склонило в сон. Дама более молодая и симпатичная улыбалась ему.
– Вы до сих пор ничего не ели, – проворковала она. – В нашем доме так не принято. Елизавета Марковна как узнает, бранить начнет… Пожалейте бедную девушку… Я шампанское достала отличное, настоящее французское, не из дрянной лавки… Давайте выпьем за приятное знакомство. Я и закуски принесу… Очень прошу вас, сделайте милость…
Пузырьки соблазнительно взлетали. Нинель была так мила. Лебедев ощутил сухость во рту и потребность чуток отвлечься. Сеанс долгий, только начался, ничего пока не случится. Он только потянулся к бокалу, как Нинель юркнула к нему на колени и присела. Аполлон Григорьевич ощутил на себе упругую мягкость.
– Шалите, мадемуазель, – сказал он, невольно обнимая ее за талию.
– Ага! – ответила она и прижалась к его крепкому телу.
– Ну, тогда за знакомство…
Бокалы чокнулись, издав хрустальный звон. На вкус шампанское было отличным. Просто изумительным. Можно и по второму бокалу. Невелика беда. Для организма Лебедева этот напиток все равно что компот. Вот только Нинель не спешила на кухню, а обняла своей ручкой шею криминалиста.
– Вы фантастический, невероятный, изумительный мужчина…
Аполлон Григорьевич отчего-то закрыл глаза и ощутил на губах вкус куда сильнее шампанского.
65
Огонек свечи треснул и приник, будто испугался.
Прибытков показал жестом, что чиновник сыска может продолжать использовать силу медиума как ему вздумается. Раз ничего не понимает в спиритизме.
– Кто вас убил?
Наступила тишина. Калиосто водил пальцем по алфавиту, но диалога не происходило. Когда второй раз указал на букву «О», раздался подтверждающий стук.
– О-н-р-я-д-о-м, – сложил ответ Прибытков. – Что же это, господа, убийца кухарки где-то рядом? Ну и ну, какой сеанс…
– Кто он? Укажите его, – попросил Ванзаров.
– Родион Георгиевич, так нельзя… Так не принято…
Ванзаров молча принес извинения: его вина, не знает правил. Ведет себя как на допросе. Лукерью это не смутило. Ответ был получен.
– С-р-е-д-и-ж-и-в-ы-х…
– Здесь? В этой комнате?
– Господин Ванзаров, прошу прекратить! Такие вопросы задавать недопустимо… Вы наносите вред медиуму… С этим нельзя шутить!
– Простите, Виктор Иванович, привычка узнавать все до конца…
Лукерья выждала, когда закончится спор, и дала ответ:
– В-о-з-м-о-ж-н-о…
Предупреждая дальнейшее, Прибытков замотал головой столь решительно, что важный вопрос остался незаданным.
– Тогда сами спросите о снимке, чтобы я не нанес вред медиуму, – предложил Ванзаров.
На это Виктор Иванович был согласен.
– Лукерья, ответьте: вы сердитесь на господина Иртемьева?
– Н-е-т…
– Вы простили ему обиду?
Три стука…
– Вам известно, где Иона Денисович?
– П-о-б-л-и-з-о-с-т-и…
– Он среди живых?
Ответа не последовало. Прибытков тихонько пояснил, что на подобные прямые вопросы ответов не бывает. Чаще всего…
– Лукерья, как тебе там? – вдруг спросила Вера.
– Т-я-ж-е-л-о… – последовал ответ.
– Лукерья, прости нас! – проговорила Афина, всхлипывая и утирая глаза. Чем вызвала откровенное возмущение Прибыткова: спириту, тем более опытному, непозволительно проявлять чувства на сеансе.
– П-р-о-щ-а-ю…
– Что передать твоему жениху, если придет?
– П-у-с-т-ь-в-с-п-о-м-и-н-а-е-т-д-о-б-р-о-м…
Закрыв лицо ладонями, мадам Иртемьева разрыдалась.
Калиосто издал протяжный звук и повалился лицом на стол. Прибытков заботливо коснулся его плеча.
– Господа, достаточно! Включите свет! Дайте воды!
Ничего ужасного не случилось. Калиосто быстро пришел в себя, улыбался и пил принесенную воду. Он извинялся, что не слишком оправдал ожидания, но Виктор Иванович и Погорельский выражали ему восхищение: так быстро вошел в транс, так долго держал общение. Успех тем более важный, что случился на территории другого медиума. Клокоцкий с Волант тоже благодарили. Они остались довольны гостем. Что бывает не так уж часто. Про вызывающее поведение Ванзарова забыли. Его старательно игнорировали. И тут Хованский поманил в уголок.
– Родион, приглашаю завтракать в «Викторию»… Запросто, без церемоний, по-приятельски, – сказал он не слишком громко, как будто их могли подслушать.
– Отчего бы тебе, Миша, не зайти к нам на Офицерскую? Завтраков у нас не имеется, но чаем угощу.
Хованский кисло улыбнулся.
– Как-то сторонюсь угощений в полицейских домах… Прошу тебя, загляни… У них там и коньяк отличный… Угощение – с меня…
– Такой важный разговор?
– Очень важный…
– Зачем откладывать… Давай сейчас…
Хованский отстранился, будто его могли заковать в ручные кандалы.
– Сейчас несподручно… Завтра в самый раз… Так сговорились?
