– Предскажите что-нибудь мне, – попросил он.
– Нет, – резко ответила Люция. – Вам не нужно знать. С этим трудно жить… Не важно, дурное или доброе… Прошу вас, господин Ванзаров, оставить нас в покое… Мы уезжаем из столицы… Здесь слишком опасно…
Маленькая мадемуазель потянула Калиосто с такой силой, что гипнотизера будто ветром сдуло. Даже проститься не успел.
Ванзаров вернулся на Екатерининский канал.
В доме напротив окна были закрыты. Аполлон Григорьевич должен был поджидать внизу с телескопом. Но его не было. Вероятно, дела столь важные, что оторваться от них нет никакой возможности. Подождав немного, Ванзаров пошел проверять посты.
Курочкин и его филер были на местах. Ванзаров хотел остаться, но Афанасий выразил решительный протест: где это видано, чтобы чиновник сыска филерил, да еще ночью? Невозможно представить!
Осталось отправиться домой.
По дороге мысли Ванзарова невольно возвращались к предсказанию. Пророчество тревожило и не отпускало. Ванзаров пришел к выводу, что незнание будущего – благо. Тяжело жить, когда знаешь, что ожидать. Напрасно древние греки бегали к Дельфийскому оракулу. Ни к чему это. Пусть случится то, что должно.
Даже если этому нельзя помешать.
23 октября 1898 года
67
Дворник – существо подневольное. Хуже подкаблучного супруга. Все им помыкают, каждому он обязан услужить. Хозяин дома велит чистоту блюсти и ворота запирать, жильцы ругаются, что ворота запирают, а во дворе мусор, околоточный требует отчет о прописке новых жильцов и подозрительном поведении прежних. Так ведь еще господин пристав вызывает в участок, чтобы раздавать наставления. Столичный дворник только с виду гордый орел: в белом фартуке, с бляхой на груди и метлой во весь рост. А по сути – мелкий винтик полицейской власти. Мелкий-то он мелкий и незаметный, но сломается – и вся машина власти встанет. Потому что на дворнике, как на атланте небо, держится порядок.
Не в пример некоторым лентяям Аким был дворником старательным. Уважаемым, если не сказать почтенным. Дом такой солидности, что иного бы держать непозволительно. Из крепких напитков Аким употреблял только чай по причине соблюдения заветов магометанской веры. На подарки по праздникам не напрашивался, масленичного разгула избегал, мел чисто, умел и слесарничать, и плотничать. Незаменимый в домашнем хозяйстве человек. Страстью Акима были голуби. Владелец дома разрешил ему завести на чердаке голубятню. Дворник построил птицам просторный домик с гнездами и насестами и приучил улетать и возвращаться через круглое окно в куполе.
Разводил он белых красавцев с резными манишками. Голуби были ручные, жильцы их знали, а окрестные мальчишки не смели стрелять из рогаток. Потому что знали: у Акима нрав мягкий, а кулак тяжелый. Да и у кого рука поднимется таких обидеть. Голуби Акима – не чета серым оборванцам, что снуют по Сенному рынку или галдят над свежим навозом. Птицы непростые, благородных кровей. Акиму предлагали продать, так он отказался: никакие деньги не стоят чуда, когда в летнем небе кружат и мелькают белые крылышки, разбрызгивая солнечные лучи.
Дворник за голубями ухаживал каждый день, приносил свежее пшено и воду. Да только вот пристав так голову заморочил, что вчера весь день пробегал. Акима, как и прочих дворников и околоточных, рано поутру собрал в участке пристав и приказал носом землю рыть, но найти сбежавшего господина Иртемьева. Иону Денисовича Аким, конечно, знал. Господин строгий, уважаемый, без глупостей. Лишний раз не улыбнется, но и грубостей не позволяет. Как же он мог сбежать из собственной квартиры? Аким не понимал такой странности, но задавать вопросы не посмел. Пристав не ответит, только облает. Господина Иртемьева Аким, конечно, в лицо знал, а другие дворники стали просить картинку показать, чтобы ознакомиться с физиономией. Тут пристав рассердился и потребовал языками не болтать, а отправляться на поиски. Спрашивать везде: в лавках, на рынке, в доходных домах. Делать, что угодно, но найти. Иначе мало никому не покажется.
Вдохновленные дворники вышли из участка и стали у Акима допытываться, как выглядит господин пропавший. А как его описать? Обыкновенно выглядит: мужчина солидный, сухощавый, немолодой, одет прилично, взгляд суровый, повелительный, в пьянстве не замечен… В общем, не художник Аким, чтобы портреты составлять.
Прежде чем в дом вернуться, Аким заглянул в лавки и кухмистерские, в которые кухарка Лукерья захаживала, пока ее не выгнали. Вот тоже чудно: девка трудящая, шустрая, за что на нее господин Иртемьев взъелся? В один день пропала, и нет ее. Сказали, что прогнал в шею. А то бы ведь сразу Лукерья сообразила, куда ее хозяин мог улизнуть.
Походил Аким, поспрашивал, но никто Иртемьева не видел.
Только вернулся во двор, надумал к голубям подняться, прибегает дворник из дома на углу Демидовского переулка, просит посмотреть на личность, что нашел в пьяном бессознании у дворового ретирадника. Чтобы без толку господина пристава не беспокоить. Пристава беспокоить страшно, а Акима можно.
Что тут делать? Пошел Аким проверить. Ознакомился: нет, не господин Иртемьев. Вернулся. Тут другой дворник прибегает: посмотри, сделай милость. Акиму деваться некуда, он один Иртемьева знает. На этом и пришел конец спокойной жизни. До вечера Аким разгуливал по участку, знакомился с пьяницами и другими подозрительными личностями, которых дворники с околоточными разыскали. И откуда столько взялось. Жаль, что пропавшего не нашли. Не с чем к приставу явиться. К вечеру Аким так устал, что забыл про голубей.
Нынче утром только двор подмел, первым делом к своим голубчикам отправился. Взял мешочек зерна и плошку свежей воды. Поднялся по черной лестнице, вошел на чердак. Голуби его узнали, закурлыкали. Проголодались, бедные, соскучились. У Акима к птахам любовь, как родным детям. Своих-то нет, бобылем живет.
В голубятне дверца закрыта. Тоже странность: Аким изредка на ночь дверцу запирал, зная, что голуби домой всегда возвращаются. Неужели забыл?
Аким дверцу открыл, голуби всполошись, воркуют, самые шустрые к нему на плечо спорхнули. А парочка вылетела и понеслась. Не в окошко, на свободу, а в темноту чердака. Что им там понадобилось? Аким оглянулся и увидел, что голубки его недалеко улетели. Сидят на стропиле крыши и курлычут. Будто сказать что-то хотят. Глаза у Акима еще в силе. Сощурился и заметил, что под коготками голубей какой-то мешок висит. Аким еще удивился: кто это на чердаке мешки с провизией вздумал развешивать. Стало ему любопытно. Голубей, что на плече у него, ласкает, подходит не спеша к мешку. Как подошел близко, вгляделся, тут и понял: не мешок это…
Нервы крепкие, не приучен Аким кричать или в обморок падать, как благородные господа. Побежал, выронив зерно и плошку с водой… А из окошка крыши выпорхнули голуби и понеслись в осеннее небо.
68
Пиры и банкеты в ресторане гостиницы «Виктория» Миша Хованский не закатывал, но завтракал часто. Официанты его знали. Придержали столик у окна. Миша заказал не слишком роскошный завтрак, насколько позволяли последние деньги, и приказал коньяку. Когда Ванзаров вошел в зал, стол только и ждал дорогого гостя. Миша приветливо замахал. Настроение его было излишне приподнятым, но глаза бегали. Он крепко тряс руку, хлопал по плечу, предлагал не стесняться в закусках, будет еще горячее. От коньяка Ванзаров отказался, а пить с утра водку было дерзко. Даже для него. Зато Миша опрокинул рюмку и сразу налил другую. Видно, разговор предстоит непростой.
