Ванзаров поглядывал на дверь ресторана, ожидая Калиосто и Люцию. Но появился совсем другой гость. Мадемуазель Волант отчего-то решила позавтракать именно в «Виктории». Заметив Хованского вместе с чиновником сыска, она слишком быстро развернулась и исчезла. Догонять не было охоты.
Миша приказал официанту подавать горячее, но Ванзаров положил салфетку.
– Ничего не обещаю… Скажи, Миша, а чего ты боишься?
– Высоты, – ответил тот. – В юности оказался на Кавказе, в горном ущелье, глянул вниз и чуть со страху не помер… Не быть мне звонарем на колокольне… А уж сесть в воздушный шар и думать не могу… Помоги, Родион, сделай такую милость…
Милость и милосердие порой не чужды сыску. Вот только применять их следует осмотрительно.
69
Полицейский опыт говорил: если вляпался в хлопоты – терпи, пока не кончатся. Стоя на чердаке, пристав вспомнил, что про Ванзарова идет слава не только наглеца и умника, друга Лебедева, но и умелого творца неприятностей. Сам Вильчевский в это не верил, считая, что на Родиона наговаривают завистники. Но висящее тело было сильнее любых слухов. Никуда от него не деться. Хоть обстоятельства смерти были столь очевидны, что, как ни копайся, ничего не выдумаешь.
Пристава раздражало, что он должен расхлебывать чужую кашу. В этот раз он твердо решил передать ложку кому следует. С него достаточно. А еще голуби курлыкали так, будто смеялись над ним. Поотрывать бы им головы… Вместо невинных птичек под руками имелся Аким. Всегда можно найти виноватого дворника.
– А ты куда смотрел? – рявкнул Вильчевский, зная, что Аким молчалив и неразговорчив, душу на нем отводить в самый раз.
– Я-то чего, – пробурчал дворник.
– Как допустил? Куда смотрел?
– Смотрел, – отозвался Аким.
– Почему сразу на чердак и в подвал не заглянул? Я же велел каждую щель проверить. Ослушался! И вот что вышло!
Аким не мог напомнить, что пристав не велел лазить на чердаки и в подвалы. Разве начальству такое напомнишь, только виноватым останешься. Дворник насупился. Не любил он, когда зря кричат. И вообще не мальчик, чтобы на нем глотку драть…
– Развел тут голубятню! – не унимался пристав, еще не исчерпав досаду до дна. – Пташки у него поют! Крылышками хлопают… Кругом пометом загажено, ступить нельзя! Вот велю пустить твоих голубков на бульон неимущим…
– Не надо, – проговорил Аким. И так это вышло недобро, что Вильчевский только пальцем погрозил.
– Смотри у меня… Шалости не потерплю…
– Что прикажете, веревку резать?
– Я тебе так отрежу! – прикрикнул пристав. – Иди к своим голубям и не смей тут топтать… И так затоптал…
Аким преспокойно отступил к голубятне. На его счастье, на чердак добрался Можейко. Помощник был послан в сыскную, чтобы привести Ванзарова, но вернулся ни с чем: чиновник еще не появлялся.
– Конечно! Как можно! Их благородие в такой час еще изволят почивать! – не унимался Вильчевский. – Это нам чаю попить некогда… Чего вылупился?
Можейко, которому пришла очередь получать под горячую руку, почесал затылок.
– Так это… Что теперь делать будем? Обождать господина Ванзарова?
Ждать этого господина можно до вечера. Кто его знает, когда объявится на службе. У пристава родилась мысль куда более интересная.
– Отправляйся за господином Лебедевым, – приказал он.
Помощнику показалось, что ослышался.
– Как за Лебедевым? – пролепетал он. – Да разве можно…
Как не понять: боязно скромному чиновнику 3-го Казанского участка вот так запросто отправиться в Департамент полиции на Фонтанку и пригласить великого и ужасного криминалиста. Да и ради чего? Дело-то не только пустяковое, но и очевидное. Сами бы справились. А то, не ровен час, такое может случиться… Это не от родного пристава нагоняй получить… Можейко, конечно, помнил историю, как не слишком умный пристав отправился купаться в Мойку, попав поперек характера господина Лебедева. Купаться в октябре в Екатерининском канале – то еще удовольствие.
У пристава на этот счет было иное мнение.
– Марш исполнять! – последовал приказ. – Без Лебедева не вздумай возвращаться. Можешь сказать, что его господин Ванзаров просит…
Вильчевский был чрезвычайно доволен собой: как ловко выкрутился. Пусть теперь эти умники похлебают из его ложки. А он голубями полюбуется. Так славно курлычут…
70
Господин Мурфи не старался улизнуть. Он был застигнут у дверей «Виктории». Наткнувшись на выходившего Ванзарова, замер, приподнял шляпу и поклонился.
– Не умеете филерить, Артур Дмитриевич… Мадемуазель Волант вас заметит.
Мурфи вымученно улыбнулся.
– С чего вы взяли, что я за кем-то слежу?
– В гостях у месье Калиосто бывали, у господина Хованского другая встреча. Трудно предположить, что вам так нравятся пирожки с печенью налима, что вы завернули в ресторан с утра пораньше.
Оглянувшись по сторонам, словно опасаясь слежки, Мурфи постарался утащить чиновника сыска прочь от гостиницы. У него ничего не вышло. Ванзаров не шелохнулся. Даже рука не дрогнула. Как в землю вкопанный. Наконец Мурфи оставил безуспешные попытки.
– Хочу сделать заявление, – сказал он с тяжким вздохом.
– Извольте.
– Прямо здесь?
– Желаете в сыскную полицию, в полицейский участок или сразу в Литовский замок?
Такого выбора почтенный химик не ожидал. Он надеялся, что его пригласят в какой-нибудь ресторан, трактир или, на худой конец, в кухмистерскую. Желудок, в который залил вчерашний чай, требовал существенно подкрепиться. За чужой счет.
– Имею желание помочь расследованию! Зачем же меня в полицию? – стараясь держать голодное достоинство, ответил он.
– В сыске свидетелям всегда рады, – ответил Ванзаров. – Живой свидетель полезнее мертвого. Поверьте мне… Так что делайте заявление.
Такой оборот был не слишком приятен. Мурфи изобразил недовольство.
– Как вам будет угодно… Я знаю, кто убил кухарку…
Молчание Ванзарова предоставило возможность перейти к главному.
– А также кто повинен в смерти юноши и Серафимы Павловны…
Про горничных Мурфи не знал или не считал их смерть чем-то заслуживающим внимания.
– Вам удалось разогреть мой интерес, – сказал Ванзаров. – Теперь можете удивить. Только помните: ложные свидетельства не только не принимаются судом, а привлекают самого свидетеля к ответу.
Кажется, Мурфи решился идти до конца.
– С вашей помощью хочу раздавить эту гадину, – заявил он. – Пришла пора возмездия…
Ванзаров попросил перейти от красивых слов к приземленным фактам.
