– Знаете, кто я? – спросил Мурфи. – Больше двадцати лет назад я, молодой выпускник естественного отделения Петербургского университета, служил ассистентом у великого Менделеева. Дмитрий Иванович тогда как раз организовал комиссию, которая должна была покончить со спиритизмом. Это почти удалось. Но ядовитые ростки остались и проросли вновь. И тогда я понял, что моя миссия – уничтожить спиритизм. Много лет я скрывал от Прибыткова и его приспешников, что проник в их ряды ради великой цели: разоблачить обман. Размозжить голову лженаучной гадюке. Теперь час настал. Хочу заявить: весь кружок «Ребуса» – ядовитое гнездо. Они все замешаны и покрывают друг друга. Включая их нового дружка Калиосто. Они убили и кухарку, и бедного мальчика, и сгубили мадам Иртемьеву. Арестуйте их и допросите с пристрастием. Они во всем признаются…
Иногда в полицию приходили взволнованные личности, которые признавались, что отравили Пушкина и застрелили Лермонтова. Некоторые обвиняли в этом соседей. Такой тип Ванзарову был известен. Но это не значило, что Мурфи невинен, как ягненок: обвинять других – самая успешная маскировка.
– Серьезное обвинение, – сказал Ванзаров. – Готовы повторить его под протокол?
– Готов! – выдохнул Мурфи, как шагнул на подвиг.
– Благодарю… Но одних заявлений недостаточно. Какие вы можете привести факты?
– Спиритизм – это ложь! – выкрикнул Мурфи. – Наглый обман! Шулерство! Все звуки на сеансах – искусственного происхождения! Фокус! Фальшивка!
– Кто их издает?
– Они все! По очереди! Сидящие за столом! Покрывают и обманывают!
– С какой целью?
– Чтобы доверчивые дурачки несли свои денежки и покупали журнал Прибыткова, а он строил дачи под Гатчиной и сдавал дачникам внаем! Сборище лгунов! Этот гениальный медиум Иртемьев! Ученик доктора Барадюка! Фотографирует мысли! Скажите, пожалуйста! Он первый и убил кухарку! Помяните мое слово…
– Значит, точных фактов у вас нет, – сказал Ванзаров.
Мурфи только хотел разразиться тирадой, но вспомнил, что они на улице, прохожие оглядываются. И взял себя в руки.
– Иртемьев, или Волант, или Хованский, или Погорельский – какая разница… Их надо придушить… Чтобы следа не осталось… От спиритизма…
Трудно было ожидать такую кровожадность от мирного химика. Неужели Люция разглядела в нем нечто большее?
– Играете в бирюльки?
Вопрос был столь неожиданный, что Мурфи переспросил. Ванзаров повторил.
– Играю порой от скуки… А какое это имеет отношение?
– Слышали такую мелодию? – Ванзаров вынул деревянные брусочки, зажал между пальцами и пощелкал. Звук был тихий, но специфический.
Мурфи покачал головой.
– Не понимаю, к чему эти игрушки?
Спиритические стуки остались неузнанными. Ванзаров спрятал палочки. Того гляди еще пригодятся.
– Господин Мурфи, если хотите принести пользу розыску, сообщите, что вам известно об изобретении Иртемьева?
На химика напала задумчивость.
– Изобретение? Не понимаю, о чем вы…
– Некий аппарат. О котором кружковцы слышали, но никто не видел. Не тот, что Иона Денисович привез из Парижа в качестве подарка от доктора Барадюка и держал у всех на виду. Только прикрыл черным платком. Чтобы возбуждать ваше любопытство, господин Мурфи…
Он отступил на шаг.
– Простите, не понимаю, о чем вы, господин Ванзаров…
– Любопытно другое: зачем вам, ученому классической школы, некий лженаучный аппарат? Уничтожить хотели? Или попробовать в действии? Управлять чужими страхами?
В душе Мурфи происходила яростная борьба. Отголоски ее были заметны в шевелении губ.
– Ложь, все ложь… Обман… – проговорил он, поклонился и пошел прочь слишком быстрым шагом.
Ванзаров подождал немного, но мадемуазель Волант из гостиницы не появилась.
71
Выйдя на Екатерининский канал, Можейко подумал: а не утопиться ли сразу, чтобы прекратить мучения. Или подать в отставку. Что, в общем, одно и то же. Помощник пристава попал меж двух огней: явиться к Лебедеву ему смелости не хватало. А вернуться без Лебедева – Вильчевский голову снимет. Так не лучше в мутные воды…
Но счастье или судьба не желали того. Еще не вполне веря своим глазам, Можейко заметил на Кокушкином мосту фигуру, которая могла принадлежать только одному человеку: Аполлону Лебедеву.
Великий криминалист вел себя странно: малость покачивался, тер виски и, кажется, не вполне понимал, где находится. Такой шанс выпадал раз на миллион. Можейко подбежал, с перепугу отдал честь, выразил радость от встречи и спросил, может ли быть чем-то полезен?
– Можешь, любезный, – ответил Лебедев, стараясь понять, что за человек перед ним возник. – Сбегай в аптеку, купи-ка полгарнца спирта… Без саквояжа я как без рук…
И Аполлон Григорьевич беспомощно раскинул руки.
– Непременно сбегаю! Сию минуту! Только позвольте пригласить вас на чердак, – заторопился Можейко.
– Чердак? Какой чердак… Не хочу я ни на какой чердак… Вези в Департамент полиции на Фонтанку…
Помощник пристава казался извозчиком. Только без пролетки.
– Господин статский советник, – с перепугу Можейко вспомнил чин криминалиста, – прошу вас, пойдемте со мной… Меня пристав со свету сживет… А нельзя мне в отставку, семью кормить надо… Пойдемте на чердак… Сделайте милость…
В ответ Лебедев нежно обнял его за плечи, отчего Можейко охнул: под железной рукой кости заскрипели.
– Не бойся пристава, сынок, – заявил Аполлон Григорьевич. – Мы этого пристава вот так…
Над мостом вознесся стальной кулак…
Можейко попробовал сдвинуть Лебедева с места, но это еще никому не удавалось. Оставалось испробовать последний способ.
– Умоляю, пойдемте, вас Ванзаров дожидается, – жалобно пробормотал он.
Лебедев оглянулся по сторонам.
– Где мой друг? Где Ванзаров? А ну, веди меня к нему…
Помощник пристава успел выскользнуть из могучих объятий, иначе его несли бы под мышкой, как котенка.
Вильчевский услышал тяжелые шаги с лестницы. И подумал: кто бы это мог быть? Появление криминалиста было слишком неожиданно. Как будто явилось привидение. Нельзя было ожидать, что Можейко привезет его раньше, чем через часок. А то и более. И вот – пожалуйста. Откуда взялся? В некотором роде Аполлон Григорьевич походил на призрак: шатался и плыл в полутьме чердака.
– Ванзаров! – позвал он жалобно.
Пристав подкинул ладонь к фуражке.
– Честь имею, господин Лебедев… Рад, что смогли прибыть.
– И я рад… что смог… прибыть… – пробормотал он, с трудом поворачивая голову. – Да где же Ванзаров?
