– Что там храните? – спросил Ванзаров, указав на две дверцы с облупленной краской внутри голубятни, как от старого буфета. Наверняка найдено на свалке и пристроено к хозяйственным ящикам.
– Сено свежее, чтобы менять… – буркнул дворник. – Еще щетки, тряпье, веник, чтоб клетку чистить… Изволите взглянуть?
На глаз оценив размеры отверстия, Ванзаров расхотел пачкать пальто пометом.
– В голубятне все на месте? – только спросил он.
Аким совсем смутился.
– Голуби мои… Чужих не приманиваю, не имею такой привычки…
– Поилка с кормушкой там, где оставил?
Дворник подумал, что господин полицейский совсем чудит. Лучше бы отстал поскорей. И он согласился: полный порядок.
Ванзаров направился к выходу, но пристав поманил его в сторону. Будто при Лебедеве смущался.
– Помнишь, ты допытывал меня, Родион, про кончину мадам Иртемьевой, – по-свойски обратился он. – Хотел знать, не было ли какой-то странности…
– Рад, что не забыли…
– Вспомнил вчера… Такая ерунда, что и говорить смешно. Знаешь, что под столом в гостиной заметил?
– Палочки для игры в бирюльки, – ответил Ванзаров. Чем привел Вильчевского в полное изумление. И вырос в его глазах невероятно. – Простите, Петр Людвигович, тороплюсь… Оставляю на вас господина Лебедева. Будьте с ним помягче. Ему сегодня нездоровится…
Хотел бы пристав отказаться от такого подарка, да не мог. Он обещал оказать всё возможное гостеприимство.
…Около лестницы на чердак поджидали Курочкин и филер.
Афанасий был печален. Будто он и только он виноват во всем, что случилось. А ведь вечера, как заступили, мимо них ни одна живая душа не проскочила. Филер его отметил, даже когда Аким на чердак поднялся. И такой конфуз. Ванзаров успокоил и отпустил обоих совсем. Нужды в филерах больше не было.
Тот, кого ждали, обхитрил всех.
74
Господин Клокоцкий изо всех сил старался быть светским человеком. Заводил разговоры о спектаклях, европейской политике и прочей ерунде. А вот чаем угостить не мог: самовар развести было некому. Не говоря о том, чтобы бежать в кондитерскую за сладостями. Адель Ионовна была любезна, но сдержанна. На вопросы отвечала односложно, не смеялась шуткам и не замечала, как мельтешит нотариус.
– Позвольте спросить, для чего вам этот полицейский? – не удержался Клокоцкий. – Чрезвычайно неприятный субъект…
– По важному делу, – ответила Адель Ионовна, глядя на стеклянную дверь конторы.
– Ваш визит для меня большая честь, но отчего встреча назначена у меня в конторе?
– Поверьте, так нужно…
– Как вам будет угодно… Мне только в радость… Приятно вас видеть… Однако он может совсем не прийти… Будет забавно…
– Ванзаров придет, – последовал уверенный ответ.
В доказательство того, что вера имеет материальную силу, под звон колокольчика распахнулась дверь. Ванзаров так спешил, что чуть не вошел через стекло. Вошел бы и не заметил. Адель Ионовна встала, пошла к нему навстречу и протянула руку. Ванзаров поцеловал. На взгляд нотариуса – вульгарно и вызывающе. Сам он гостю руки не подал, небрежно кивнув. И желал бы его совсем не видеть.
– Что случилось? – спросил Ванзаров, когда дама вернулась на место.
– Вчера вечером я была на спиритическом сеансе, – ответила она. – Медиум не такой сильный, как Евзапия Паладино, но явления происходили отчетливо… Что-то подсказало мне задать вопрос, и я получила ответ…
Повисла пауза. Как будто всем присутствующим он был известен.
– О чем вы спросили?
– Я захотела узнать, где сейчас находится завещание моего отца, – сказала Адель Ионовна, глядя прямиком в душу Ванзарова.
– Какой же ответ был получен?
– Мне было сказано: завещания нет на месте…
Клокоцкий издал презрительный и возмущенный возглас.
– Что за странная фантазия!
– Странно, что член кружка «Ребуса», сильный сенситив, не верит в ответы спиритического сеанса, – обратился к нему Ванзаров. – Как же так?
– Нет… разумеется… конечно… но какое отношение… почему вдруг… – Нотариус запутался и замолчал.
Адель Ионовна обратила к нему свой римский профиль, на который Ванзаров готов был смотреть бесконечно.
– Станислав Станиславович, прошу вас, – проговорила она тихо.
Клокоцкий отошел к своему креслу.
– Простите, не понимаю, что вы от меня хотите…
– Совсем немного: успокойте мое волнение…
– Какое волнение? О чем тут говорить? – Он забился в кресло, всем видом выражая оскорбленное достоинство.
– Покажите, что завещание на месте…
– Это невозможно! – вскрикнул Клокоцкий, дав петуха. – Решительно невозможно!
– Я не прошу вас вскрывать. Всего лишь покажите, что конверт у вас в сейфе…
– Присоединяюсь к просьбе Адели Ионовны, – сказал Ванзаров. – Откройте дверцу… Никаких противоправных действий не последует. Даю слово…
– Нет! Не просите! Невозможно…
– Что нам делать, Родион Георгиевич?
Одно короткое слово «нам» доставило столько счастья, сколько трудно вообразить. Ванзаров не мог рассказать Адели Ионовне, что завещание уже обрело полную силу. Об этом рано сообщать. Важно узнать, ошиблась логика или мыслительная тропинка вывела куда надо.
– Господин Клокоцкий, позвольте вам помочь, – сказал он исключительно спокойно, не делая резких движений, чтобы не напугать нотариуса. – Вы не хотите показать конверт с завещанием Иртемьева потому, что не можете это сделать… Не спешите возражать… После моего ухода вы проверили сейф и обнаружили, что конверта нет. Все прочие есть, а этого нет. И вы не можете понять, как такое могло случиться. Куда пропал конверт. Ключ от сейфа всегда при вас… Вы с ним не расстаетесь. Вероятно, даже когда спать ложитесь, под подушкой держите… Никто не мог вскрыть сейф и выкрасть завещание. Но его там нет. А если оно понадобится, надеюсь, что это произойдет не скоро, – что будете делать? Нотариус, который потерял завещание, перестает быть нотариусом… Не так ли? Случилось то, чего вы больше всего боялись…
Клокоцкий выслушал с каменным лицом, не моргнув. Так и сидел, не шевельнувшись.
– Это правда, Станислав Станиславович? – Адель Ионовна была куда сильнее духом, чем уважаемый сенситив. Или уже не столь уважаемый.
Он зажмурился и до боли сжал пальцами переносицу.
– Катастрофа… Полная катастрофа… Остается только застрелиться… Я даже не могу просить прощения… Мне нет прощения… Не понимаю, как вообще такое возможно… Никому никогда ключ близко не давал… И вдруг конверт исчез… Как не было… Пытался вспомнить хоть что-то… Ничего… Пустота… Словно опоили…
