Клокоцкий вскочил, выбежал из-за стола и упал перед Аделью Ионовной на колени.
– Умоляю… Пощадите…
Она отпрянула и случайно прикоснулась к груди Ванзарова. На долгое мгновение. Ванзаров почувствовал, насколько оно бесконечно.
– Прекратите! Встаньте немедленно…
Господин нотариус, кажется, не слышал. Стоя на коленях, он размазывал слезы по лицу. Ванзарову было не до него. Адель Ионовна с надеждой и страхом смотрела в его глаза.
– Это конец? – спросила она. – Надежды нет?
– Я сделаю все возможное…
Ничего другого Ванзаров сказать не мог. К чему пустые пророчества. Они для спиритического сеанса годятся.
75
Храп сотрясал гостиную. Сидя в кресле, мадам Рейсторм плыла в глубинах сна. Ее капитанский мостик все еще уступал окно телескопу Лебедева. Мадемуазель Нинель мило улыбалась, но старалась не пропустить Ванзарова, пока не убедилась, что зря тратит силы и хитрость. Ванзаров вошел и увидел все, что хотел.
– Второпях не рассчитали дозу снотворного для пожилой дамы?
Нинель невинно похлопала ресницами.
– Что вы такое говорите, Родион Георгиевич?
– Рад был бы с вами полюбезничать, да смысла нет, – сказал он.
Ему ответила совсем уж призывная улыбка.
– О таком мужчине, как вы, любая девушка может только мечтать…
– Довожу до вашего сведения, мадемуазель, – Ванзаров сделал паузу, чтобы она ощутила перемену ситуации, – что мы с господином Квицинским заключили джентльменское соглашение…
– С кем, простите? – спросила она, еще надеясь, что с ней блефуют.
– С Леонидом Антоновичем, если вам так угодно. Помощником полковника Пирамидова, возглавляющего Охранное отделение. Подробности нашего соглашения не важны. Суть в том, что мы не мешаем друг другу. Поэтому ваше усердие накануне вечером, когда вы отравили доброго и наивного господина Лебедева, – излишне. Хотя, с другой стороны, говорит о вашей сообразительности: вы подумали, что намечаются большие события, которые нельзя пропустить… Тем более в телескоп подглядывать куда удобней, чем в бинокль…
Оказалось, что снять женское кокетство так же просто, как перчатки. В незримый миг Нинель обратилась в другого человека. Себя настоящую, только платье горничной осталось.
– Он меня выдал?
– Агентов сдавать не принято, – ответил Ванзаров. – Ваше поведение указало.
– Не может быть… Ни полусловом, ни намеком…
– Выдают не слова.
– А что же?
Тайну психологики Ванзарову не хотелось раскрывать без нужды.
– Выдают дела, – ответил он. – Вы знаете обо всем, что происходит в доме Иртемьева. Каким образом? Конечно, добродушный Миша Хованский заглядывает и выбалтывает все. Ваша красота лучший способ допроса: чего не расскажешь на ложе любви… А чтобы не мешала мадам Рейсторм, вы применяли крепкое снотворное. Но зачем вам эти сведения? Зачем вести дневник наблюдений?
– Вы не можете этого знать! – заявила Нинель.
– Корабельный журнал ведется почерком молодой женщины. У мадам немного трясутся руки… Вероятно, от частого снотворного… Разве не так?
Нинель отошла к телескопу и погладила полированную трубу.
– Чего вы хотите?
– Сообщите то, что не попало в записи, – сказал Ванзаров. – И не тратьте усилия на ложь. Не умаляйте свои таланты в моих глазах…
Мадемуазель сочла это комплиментом. Не слишком приятным, но иногда барышне выбирать не приходится. Она согласно кивнула, не забыв улыбнуться краешком губ.
– Позавчера вечером, когда Иртемьев пропал, к нему кто-то приходил… Кто это был?
– Вы не поверите, – ответила она.
– Не вижу причин.
– Его зовут Калиосто… – Нинель следила за реакцией, но Ванзаров и бровью не повел. – Миша сказал, что так его зовут… Можете вообразить? Евгений Калиосто – какая глупость! Миша описывал его конфуз в «Ребусе»… Такой чернявый господин, надутый, самовлюбленный, похожий на итальянца… Наверняка армянин…
Характеристика мага и гипнотизера была излишне точной.
– Заметили Калиосто в гостиной Иртемьева? – спросил Ванзаров.
– В квартире свет не зажигали, трудно разглядеть… Предполагаю, что его там не было.
– Почему?
– Он зашел в парадную и вскоре вернулся… Еще оперся о решетку канала, запрокинув голову, и смотрел на окна…
– В котором часу?
– Около шести… В сумерках… Еле разглядела…
– Вы настолько же умны, насколько привлекательны, – сказал Ванзаров искренно. И подумал, что господин Квицинский умеет агентов подбирать.
Горничная присела в скромном книксене.
– Благодарю, Родион Георгиевич… До вас мне далеко…
– У вас есть шанс наверстать… Заметили, в котором часу Иртемьев вышел из дома и вернулся?
– Из парадной он не выходил… Наверное, вышел с черной лестницы. Там выход со двора сразу в переулок. Из наших окон не видно. – Нинель в самом деле умело скрывала ум под белой наколкой горничной. – Нашли его?
– Пока еще нет.
– А что вы с приставом делали в доме?
Наблюдательности Нинель мог позавидовать любой филер.
– На чердаке нашли повешенного, – как мог, честно ответил Ванзаров. – Опознали жениха кухарки… Удавился от погубленной любви…
Кажется, ему не слишком поверили. Главное, чтобы барышня не научилась слишком шустро делать логические выводы. Ни к чему это…
– Какое горе, – сказала она. – Если вас так интересуют подробности, кто и куда пришел, минут за пять до вашего визита к нам забежал господин Хованский, весь взмыленный. Кричал, что знает, где искать Иону Денисовича… И убежал…
– Куда направился?
– В известный вам дом, – ответила Нинель. – На той стороне как раз мадемуазель Волант прогуливалась. Как будто его дожидалась… Кстати, она и сейчас там. Не желаете взглянуть?
От приглашения Ванзаров не отказался. И подошел к окну.
76
Сильно обиделся Аким. Так сильно, что и передать нельзя. Обиделся за напраслину. Не крепостной он, чтобы так с ним обращаться. Пристав, конечно, власть, но и ему не все позволено. Сначала обругал за то, что Аким честно исполнил свои обязанности: прибежал в участок и сообщил о повешенном. На чердаке всех собак на него спустил, потом за мешками отправил да еще заставил помогать Можейко тело нести, чтобы санитары во двор не сунулись. А какая благодарность за все труды? Пригрозил, что еще одно происшествие в доме – с места погонит. И голубей потребовал убрать.
Ему что за дело, когда хозяин разрешил и жильцам птицы нравятся?
