– Конечно, нет… Вдруг он пожелает вернуться… Будет еще в дверь колошматить…
– Господин Хованский обещал вернуться?
– Не оставаться же ему на лестнице? – спросила Вера в ответ. – Мы слышали крики с улицы… Что-то случилось?
– Нам показалось, сверху упало нечто большое, – сказала Афина. – Мы с Верой заметили, будто тень мелькнула…
Умалчивать не так просто, как кажется. Ванзаров не мог сообщить, что мадам Иртемьева уже два дня как стала вдовой. Но держать в неведении о последнем событии смысла не имело.
– Господин Хованский спрыгнул с крыши, – сказал он.
Афина переглянулась с сестрой и не поверила.
– Что за странная шутка…
– К сожалению, это правда. Разбился насмерть. Тело будет доставлено в 3-й Казанский участок. Боюсь, что вам предстоит не одно опознание.
Бедная вдова, не знавшая своей судьбы, погрузилась в глубокую печаль.
– Это какое-то наваждение, – проговорила она. – Вера, почему Михаил Павлович так поступил? Он ведь был таким добрым, веселым…
Вера присела и обняла сестру, будто защищая от всех напастей.
– Ничего, все пройдет… Все будет хорошо…
– Господин Хованский не уточнил, что именно искал? – спросил Ванзаров, сохраняя бесстрастность. Предмет, укрытый черным платком, Миша не заметил. Впрочем, бюст Вольтера тоже оставил его равнодушным.
– Мне кажется, он плохо понимал, что делает, – ответила Вера.
– Михаил Павлович как в бреду пребывал, – подтвердила Афина, прижимаясь к ней. – Родион Георгиевич, а что нам теперь делать? Когда Иона Денисович вернется?
На этот вопрос Ванзаров знал точный ответ. Только сообщить не мог.
– В течение нескольких часов вы получите от меня известия, – сказал он. – Прошу не выходить из дома… Ради вашей же безопасности.
– Да что происходит?
– Прошу простить, тайна следствия. Извольте выполнять распоряжение полиции…
Кажется, теперь сестры были достаточно напуганы, чтобы носа не высунуть.
79
Когда проводится повальный обыск, полицейские не слишком церемонятся. Из шкафов вываливают вещи, скидывают перины, переворачивают вверх дном коробки, чемоданы, ящики буфета вытаскивают, ковры сдергивают с належанных мест. Наступает полный хаос. Нечто подобное представлял собой номер. Чемоданы, раскрыв пасть, лежали на диване, на столе и просто на полу. Мужские и женские вещи вперемешку находились там, где их бросили. Сборами Люция занималась безалаберно. Брала сорочку, укладывала в чемодан, тут же доставала, вешала на спинку стула, забывала про нее и бралась за другую.
Среди этого разгрома Калиосто сохранял исключительное спокойствие. Впустив гостя, перешагнул через платье, брошенное на ковер, и уселся на свободном уголке дивана. Ванзарову было предоставлено право поступать как ему вздумается. Глянув на него, Люция не оставила свое занятие: ходила из угла в угол, перекладывая вещи. Как будто воду в решете носила.
– Зовет дальняя дорога? – спросил Ванзаров, стараясь не замечать предметы дамского гардероба, раскиданные без стеснения.
– Завтра дадим последнее представление, остальные отменим, – ответил Калиосто. Он потирал лоб в печали и задумчивости.
– Хочу вас поздравить, мадемуазель…
Люция прервала метания, сжимая в руках крахмальную сорочку мага.
– Кто погиб? – спросила она чуть слышно.
– А вы как полагаете?
– Господин Ванзаров! – вскрикнул Калиосто и осекся. – Предсказания Люции не игры, а тяжелейшее испытание… Ее горе… Или долг, если угодно… От которого она не может избавиться и жить обычной жизнью…
Ванзаров поклонился.
– Приношу извинения… Не имел намерения обидеть, – сказал он. – Мне важно знать, насколько точны прогнозы мадемуазель Люции.
– Кто погиб? – повторила она.
– Один из ваших сегодняшних гостей.
Калиосто резко встал и зашел за диван, чтобы быть ближе к Люции.
– С чего вы взяли, что у нас были гости?
– Это неизбежно, – ответил Ванзаров. – Господин Хованский не мог не заглянуть, чтобы выразить свое почтение и заодно спросить: нельзя ли узнать, где Иртемьев спрятал свою машинку? После чего вас навестила мадемуазель Волант. Выразила вам восхищение как медиуму и желала, чтобы вы помогли ей в небольшом деле: найти скрытое господином Иртемьевым. После чего прибежал господин Клокоцкий весь в слезах, умолял использовать его силу, чтобы вы заглянули в его мысли и нашли, как он мог потерять завещание. Вы загипнотизировали его, но результат был тот же, что со Сверчковым… Мой талант скромнее: я всего лишь вижу прошлое.
Люция взяла руки гипнотизера, как мать успокаивает малыша, чтобы тот не разрыдался.
– Кто погиб? – в третий раз последовал вопрос.
– Мадемуазель Люция, скрывать не буду. Но прошу вас, ответьте первой…
Она подняла лицо к Калиосто, маг незаметно кивнул.
– Хованский, – проговорила она.
– Почему так решили?
– Над ним печать смерти…
– Как выглядит эта печать?
– Не сметь! – яростно вскрикнул Калиосто и прижал к себе маленькую женщину так, будто янычары забирали ее в турецкий плен.
Ванзаров еще раз принес извинения.
– Вы правы, час назад господин Хованский прыгнул с крыши…
Люция всем телом прижималась к Калиосто. Она дрожала.
– Это должно было случиться… Надо бежать… Будут еще жертвы…
– Назовите, кто должен погибнуть, – как можно мягче попросил Ванзаров.
– Нет… Нельзя… Не спрашивайте… Ничего нельзя изменить… – И она уткнулась лицом в черную рубашку мага.
– Прошу вас, уйдите, – сказал он, закрывая ее, маленькую, руками.
– Мне тоже известно, что будут новые жертвы.
– Откуда вам знать? – с вызовом бросил Калиосто. – Не изображайте из себя провидца…
– Всего лишь неизбежное развитие событий, – ответил Ванзаров.
– И вы знаете кто?
Ванзаров назвал имя. Люция обернулась, глаза ее покраснели, но слезинки не нашлось.
– Откуда вы можете знать? – спросила она.
– Мадемуазель, не будем спорить о том, предрешена судьба человека или нет. Древние греки, которых я немного изучал, считали, что рок властвует над человеком. У меня другое мнение: над человеком властвует иная сила…
– Какая же?
– Выгода. Ради нее совершаются географические открытия, преступления, войны, мятежи, революции, открытия в науке и разводы в семействах. Она может быть разной, но в основе поступков, великих и малых, чаще всего лежит выгода… Далеко не всегда коммерческая. Вы, мадемуазель, видите этот мир с таких высот, которые мне, простому смертному, недоступны… Я – с позиции человеческой выгоды. Но мы сходимся в одной точке…
