— Обижает… не уважает… ящерица хладнокровная, — бурчала Одуванчик, медленно и печально пересекая склеп по направлению ко мне. — Сам проснулся, а нежность и ласку в гробу оставил, земноводное.
— Т-ш-ш, — я погладила прижавшуюся к ногам лисицу, но скорее во имя того, чтобы она заткнулась, а не ради ободрения несчастной и обездоленной.
В чем-то василиска я понимала. Пришел ты работать, хочешь вернуться наконец-то домой, а тебе мало того, что не помогают, так ещё и активно мешают.
Я бы тоже радикально ему мешала, если бы могла. Но поединок с некро-эльфом был наглядной демонстрацией возможностей. Мои навыки не то что рядом не стояли, они даже проползли лишь кустами и то в отдалении.
Пока я размышляла о могуществе древней расы, единственный знакомый ее представитель занимался делом. Он положил ладони на каменную плиту, в которую были вмонтированы артефакты, и тихо прошипел заклинание. Руки засветились серебристым светом, эти искры перешли на мрамор и тот дрогнул… словно вода под пленкой поверхностного натяжения. Пальцы Урейшасса без труда ушли в толщу камня и, спустя минуту, он вытащил сверкающий камень и с торжествующей улыбкой сжал его в ладони.
— Все хорошо, — в голосе Соэра слышалось удовлетворение и… облегчение.
— Что-то могло пойти не так?
— Все всегда может пойти не так, если у него есть такая возможность, — снисходительно усмехнулся Скелетон, выуживая из текучих объятий камня очередной артефакт и небрежно кидая на пол рядом с собой. А вот следующий он бережно повесил на шею, и тот… засветился и ушел под кожу, оставаясь там рисунком.
Я потерла свой локоть, где, судя по ощущениям, в три кольца свернулся мой артефакт, и, раз со мной уже начали разговаривать, спросила:
— У них принцип действия как у Гриарда?
— Не совсем. На ощупь отличаются, — василиск покосился на меня и низким, многозначительным голосом предложил. — Дать потрогать? Сравним, протестируем… но мне тоже надо будет изучить Гриарда, сама понимаешь… может мне уже память отказывает?
Я сначала не поверила своим ушам.
Потом глазам, так как глядел василиск очень даже раздевающим взглядом, словно прямо сейчас определял, где там у меня Гриард, и как именно он планирует его трогать.
После до меня дошло таки осознание, что это не бред разума, и доисторический господин Соэр и правда флиртует. Как-то этот этап взаимоотношений мы с ним миновали, ведь я сразу влюбилась, а он, недолго думая, делал все, что хочется.
— Да ты… — я задохнулась от возмущения, выражение глаз Урейшасса стало вдвойне более заинтересованным.
— Я, — очень самодовольно согласился он. — Замечательно, не так ли?
— Да вы… вытаскивайте свои артефакты и уходите на свою замечательную Изнанку наконец! Надоели хуже горькой редьки.
— А сейчас обидно было. С растением сравнила, оскорбила практически до конца жизни. Веда, знаешь, чем такое смывается?
В склепе воцарилась зловещая тишина, в которой очень громко прозвучало предположение Одуванчика:
— Кровью?
— Нет. Поцелуями, — просветил меня василиск и подмигнул, затем вернулся к своей работе как ни в чем не бывало.
А я стояла, красная от смущения и с бешено колотящимся сердцем… и неизвестно, чего во мне было больше — возмущения или совершенно непонятного, иррационального счастья.
Все как всегда испортила лисица своим в высшей степени философским комментарием:
— Поцелуи лучше чем кровь. Ведана, на твоём месте я бы согласилась.
— Я тоже так думаю, — воодушевленно согласился Урейшасс, вытаскивая из камня какую-то длинную цепочку и обматывая ее вокруг ладони. — Если бы мне в свое время предлагали, то я… хм… хотя нет. Целовать Сибэля я бы не стал не при каких условиях.
Я решила не развивать тему, несмотря на ее несомненную привлекательность. Гораздо более интересно было наблюдать как странная цепочка из механических шестерёнок поднимает голову из более острой детальки и, сверкнув глазами-изумрудами, заползает под одежду василиска, светясь даже через ткань.
Вопросов было море, но я мужественно затолкала их куда подальше.
Урейшасс оторвал руки от саркофага, который лишился большей части своих украшений-артефактов, и развернулся ко мне.
— Вот и все.
— Рада за тебя, — сухо ответила я, вцепившись в ткань юбки.
Василиск приблизился, пристально глядя мне в глаза, и замер всего в нескольких сантиметрах от моего тела. Для того, чтобы коснуться его груди, было достаточно качнуться вперед… или сделать глубокий вдох.
— И все? — он изогнул светлую бровь, и я, не выдержав чуждого змеиного взгляда, опустила глаза к полу, за что нарвалась на властный оклик. — Посмотри на меня, ведьма! Ведьмочка…
Это уточнение было сказано настолько пронзительно-нежно, что сердце сбилось с ритма.
Смотреть на него было страшно и вовсе не из-за легенд о действии взгляда василиска. Кто-то говорил, что можно обратиться в камень, а другие настаивали на сумасшествии.
Я верила последним. Даже от его близости, от ощущения дыхания на лице я не могла думать.
Урейшасс взял меня за подбородок и заставил посмотреть на него. Горячие пальцы обжигали кожу, а губы, прикоснувшиеся к щеке, заставили сердце замереть.
И в этой тишине, без барабанов в ушах я как никогда ясно услышала голос разума.
Он же уходит сейчас. Куда-то на Изнанку, к себе домой, и мне нужно лишь взять себя в руки и не натворить глупостей. Пересилить себя, вернуться в ВУМ, сварить наконец-то отворотное и жить спокойно.
Кем я буду рядом с ним? Да и полно, возможно ли это “рядом”?
Я крепко-крепко сжала кулаки, настолько, что ногти впились в нежную кожу ладоней, царапая ее до крови. Эта боль придавала сил и отвлекала… от его нежности. А он был нежным. Перебирал мои волосы, растрепав прическу, скользил пальцами по шее и губами по лицу, медленно, но верно подбираясь к моему рту.
— Скажи мне, — выдохнул василиск, замерев в паре миллиметров от моих губ. — Скажи, Веда… что-то такое, что заглушит мой же голос разума. Заставит забыть, что я василиск, а ты ведьмочка… привороженная ведьмочка. Заставит положить болт на этику и мораль.
Ответа он не стал дожидаться, да его и не могло бы быть. Что я могла сказать? Я могла лишь сделать. Встала на цыпочки и, запустив пальцы в волосы, сама преодолела разделяющее наши губы расстояние.
Поцелуй-сладость…
Есть такой восточный десерт — аркона. У нее очень нежный, богатый вкус, который почти сразу сменяется остро-горьким послевкусием, который жжет язык настолько, что редко кто решается повторно попробовать этот десерт.
Урейшасс Соэр был моей арконой. Безумно притягательным, но острым. Опасным. Горечь этих чувств я не смогу смыть со своей души до конца дней.
