Оперировал тот же Банди, встречавший и провожавший меня со своей неизменной улыбкой. Точнее, встречу я помню, а проводы нет, поскольку был под наркозом. Кстати, дважды в жизни под ним оказывался и оба раза так хорошо высыпался, что до сих пор приятно вспоминать.
И доктор, судя по всему, сделал свое дело хорошо. Но я все же попросил перевести меня к другому, поскольку изначальная прямота индийца меня покоробила, показалась слишком уж бесцеремонной.
Позже я читал, что в Индии это принято, поскольку врач там, как правило, стоит неизмеримо выше своих пациентов, зачастую небогатых и порой не шибко грамотных. Как бы то ни было, дальше я имел дело уже с другим специалистом, американским поляком. Хотя о докторе Банди всегда вспоминаю с благодарностью — и чем дальше, тем большей.
Сослуживцам я о своих медицинских заботах не рассказывал. На операцию меня возила и потом забирала домой знакомая старушенция из группы «Анонимных алкоголиков». Сама предложила оказать мне эту услугу, припомнив при этом, как в свое время так же транспортировала на лечение покойного мужа.
Кстати, как позже выяснилось, приятели из мужской группы АА, которые тоже были в курсе дела, собирались меня в больнице навестить. Но не смогли этого сделать, поскольку я прибыл туда ранним утром, а к обеду был уже выписан. И им в Джорджтауне сказали, что такой пациент в списках не значится.
Поддержка этих людей была для меня бесценна. В первый вечер, когда я со своим диагнозом и разбитой головой вернулся домой в пустую квартиру, мозги мне вправил тот же нью-йоркский приятель-психотерапевт, который привел и в 12-шаговую программу. Втолковал по телефону, о чем и как говорить с врачами и страховщиками, как объясняться с родными и близкими, чтобы их не травмировать, как самому не терять душевного равновесия.
А то я уже намыливался горевать и даже надиктовал себе на память короткую записку про то, как я один-одинешенек справляюсь с неожиданным «подарком» судьбы на день рождения и как меня бросает то в жар, то в холод. Теперь, кстати, та аудиозапись пригодилась бы, но найти ее я не смог. Задевал куда-то. Хотя тогда, конечно, был уверен, что вовек не забуду.
Вообще в очередной раз подтвердилось, что опыт мой не только не уникален, а вполне обычен, можно сказать, зауряден. Множество людей вокруг не понаслышке знакомы и с диагнозом, и с лечением. Когда я однажды упомянул о проблеме с вводом катетера, мне в ответ понимающе улыбнулись: «Welcome to the club!» («Добро пожаловать в наш клуб!»).
Но это я уже о лечении, которое, кстати, было прервано вынужденным отъездом из США. Когда я о нем рассказывал специалистам в Москве, те удивлялись и тому, как американцы не жалели денег и как они их экономили. С одной стороны, дорогостоящие препараты вводились в профилактических целях не разово, а серийно, с другой — обезболивание при вводе тех же катетеров не использовалось вообще.
«Вот варвары!» — сказал мне по этому поводу один московский врач. А я подумал, что американцы, может, и варвары, но зато в России, как мне объяснили, меня с моим диагнозом никто не застрахует по нужному профилю. И обследования надо проходить за свой счет.
Не так страшен черт
Задним числом пережитое воспринимается даже с юмором. Я иной раз думаю, что по своему опыту мог бы сказать: мол, рак на поверку оказался не так уж страшен. Просто не хочется дразнить судьбу. Вспоминается знакомый американец, у которого диагноз был точно таким же, но вот ход лечения — совсем иным…
А тогда я благополучно прилетел в отпуск в Москву. И за исключением ближайших родных, да и то не всех, никому не сказал, что со мной было. Чтобы не грузить ненужной и не особенно приятной информацией.
Теперь же пишу по принципу «из песни слова не выкинешь». И прошу некоторых коллег запоздало принять этот рассказ как объяснение того, почему я в том отпуске откликался не на все приглашения и вообще был не особо общительным. Хотя они, конечно, того уже и не помнят.
Ну вот, а теперь можно вернуться к разговору об американских силовиках.
Глава 16. Прощальный подход
Работая за океаном, я всегда исходил из того, что нахожусь под присмотром спецслужб, причем и своих, и чужих. Никогда меня это не беспокоило, потому что скрывать мне по большому счету нечего. Наоборот, приходила в голову мысль, что в случае чего целее буду.
Насколько я могу судить, серьезных претензий ко мне у «компетентных органов» никогда не возникало. Во всяком случае, мне всегда быстро и без проблем оформлялись необходимые документы — от въездных виз до аккредитаций и рабочих журналистских пропусков, в том числе в Конгресс, Белый дом и Минфин США.
Нью-йоркские намеки
Вместе с тем в советские годы в Нью-Йорке разовые намеки на необходимость вести себя поаккуратнее случались. Я плохо ориентируюсь на местности и до наступления эры спутниковой навигации нередко терялся на автодорогах мегаполиса, хоть и ездил везде с картами.
Однажды отправился на интервью в штаб-квартиру крупной компании из Нью-Йорка в Нью-Джерси и пропустил нужный съезд. До места в итоге добрался, но не по той дороге, которую изначально указал в заявке, оформленной через Госдепартамент США для выезда за пределы 25-мильной зоны.
Распространялось тогда на нас такое ограничение: в радиусе 25 миль от площади Коламбус-серкл на Манхэттене езжай, куда хочешь; но если надо чуть дальше, хоть бы и просто в магазин или на пляж, — получи особое разрешение.
Опаздывая, забыл в спешке предупредить о смене маршрута американских кураторов. На следующий день в служебной машине не работало радио, прежде вполне исправное; в автосервисе сказали, что восстановлению оно не подлежит.
В другом случае мы с друзьями двумя машинами поехали в Канаду. По дороге машина друзей вышла из строя, мы оставили ее в ремонте и на моей всем табором вернулись в Нью-Йорк, опять-таки перенервничав и не уведомив американцев о внезапной смене планов. Следующим утром мирно стоявшая в гараже машина не завелась — сломан был генератор.
Наконец, еще одно недоразумение случилось в Ривердейле — спальном районе на окраине Нью-Йорка, где мы все снимали квартиры по соседству с жилым комплексом постпредства СССР при ООН. Как-то вечером как раз на подъезде к этому самому комплексу я вдруг уперся в какую-то машину, стоявшую посреди узкой улицы и загораживавшую мне проезд. Подождав и, кажется, даже посигналив, я ее просто объехал по пустой встречной полосе. Но она тут же тронулась за мной следом и, включив мигалку, вынудила остановиться.
Я объяснил, что тороплюсь на ночную смену на работу в отделение ТАСС, причем по дороге должен еще забрать дежурную телетайпистку. Люди в штатском мне не поверили и поехали вслед за мной к дому этой нашей сотрудницы. Та, увидев меня в сопровождении незнакомых мужчин, испугалась, но не потеряла самообладания и подтвердила, что нам надо ехать в офис. Нас отпустили, хотя на прощание один из агентов процедил, что не верит нашим словам.
Вашингтонское взаимодействие
