А группа активистов «Союза офицеров» Терехова зачем-то попыталась захватить здание Главного командования СНГ на Ленинградском проспекте. В стычке два человека погибли, нападавших задержали. Руцкой и Хасбулатов осудили действия Терехова. Заявили, что не имеют к ним никакого отношения и подобных приказов не отдавали. Но правительство получило повод объявить о «незаконных вооруженных формированиях», об угрозе для населения. В Москву ввели дополнительные части внутренних войск. Сотрудников МВД вооружали, дали приказ при нападениях открывать огонь без предупреждения.
23 сентября в Белом доме стал собираться Съезд народных депутатов. Ельцин поманил «пряником», подписал указ о гарантиях депутатам, сохранении льгот, крупном единовременном вознаграждении, и добился раскола. Часть депутатов поддалась, добровольно сдала мандаты. Другая часть объявила такие меры подкупом. По поручению Съезда Виктор Илюхин возбудил против Ельцина уголовное дело по обвинению в государственном перевороте.
Столичные власти разделились. Мэрия Лужкова твердо держала сторону президента, Моссовет — Верховного Совета, собирал митинги в его поддержку. Но и блокада Белого дома уплотнялась, расширялась. Оцепление охватило весь Краснопресненский район. Объявлялось, что оно защищает население от «незаконных формирований», но на самом деле ограждение устанавливалось не от внутренних, а от внешних попыток прорыва. Ставило целью не допустить народ к Белому дому. Кордоны получали приказ выпускать из оцепленной зоны всех желающих и никого не впускать (жителей домов, попавших в зону, пропускали по паспорту с пропиской).
Осажденные ждали штурма, в ночь на 26 сентября была объявлена тревога, раздавали противогазы. Наращивали баррикады, подтащив бетонные плиты. Хотя никакого штурма пока не планировалось. Сил МВД было для него недостаточно. А Грачев еще 21 сентября обсуждал ситуацию с армейскими генералами. Их мнение было однозначным: вводить войска в город нельзя. Помнили ГКЧП и не ручались, как поведут себя солдаты и офицеры. Но и в Белом доме не было единства. Многие депутаты и председатель Конституционного суда Зорькин предлагали для урегулирования «нулевой вариант» — отправить в отставку и Ельцина, и правительство, но и Верховный Совет. По крайней мере Хасбулатова с остальным руководством. Кое-как с помощью Руцкого этот вариант удалось отвести. А Зюганов объявил, что пойдет поднимать народ. Ушел вместе с лидером Кузбасса Тулеевым и не вернулся. Выбравшись из Белого дома, он вместо мобилизации народа стал распространять совсем другие призывы — не поддаваться на провокации.
Были и переговоры. Их пытались вести то Степашин, то Черномырдин. Посредничество предложил Патриарх Алексий II. Начались встречи делегатов обеих сторон в Свято-Даниловом монастыре. Но сам Хасбулатов не придавал им значения, называл «ширмой», «чепухой», «детскими играми». Вместе с Руцким и Верховным Советом они продолжали сыпать постановления об отставках членов правительства, президентского аппарата — которые никто не думал исполнять. Составлялись воззвания к населению о гражданских протестах, хотя распространять их осажденным было очень проблематично.
Тем не менее, манифестации по Москве нарастали. Их разгоняли дубинками, слезоточивым газом. Были пострадавшие, погибшие. Особенно жестокие столкновения происходили у станций метро, ближайших к Белому дому, «Баррикадная» и «Краснопресненская». Несколько раз ОМОН буквально «вбивал» манифестантов в метро, гнал дубинками вниз по эскалатору, в давках и драках доставалось случайным пассажирам. А 3 октября было воскресенье. В выходной день Моссовет созвал митинг на Октябрьской площади, тысячи людей. В последний момент вдруг объявили, что митинг запрещен мэрией. Появился ОМОН, стал теснить манифестантов. Раздались голоса, что надо перейти в другое место.
Но лидер движения «Трудовая Россия» Анпилов в этой неразберихе вдруг бросил клич прорываться к Белому дому. Вместе со своими сторонниками увлек массу за собой. Наперерез им бросили резерв, 350 солдат внутренних войск на машинах. Но их смяли и раскидали, машины захватили. Толпы выплеснулись к оцеплению возле здания мэрии, начали ломать заграждение. Милиция и ОМОН применили гранаты со слезоточивым газом, открыли огонь поверх голов. Возникла паника, но на передних напирали задние, продавливали. А в Белом доме услышали стрельбу, к мэрии побежали около 20 вооруженных защитников — Баркашов с членами РНЕ и охранники Макашова. Тоже открыли огонь, ворвались в мэрию. Следом захватили соседнюю гостиницу «Мир», где располагался оперативный штаб УВД. Проход открылся, к Белому дому хлынула масса манифестантов.
После этого Ельцин ввел в Москве чрезвычайное положение, и было принято решение все же пустить в ход армию. В приказе Грачева говорилось, что в городе беспорядки, и милиция не справляется. Добавили ложь об «участившихся» нападениях на министерство обороны (которых вообще не было). А тем временем у Белого дома шел митинг, торжествовали «победу» — дескать, народ восстал, блокада прорвана!
Руцкой бросил призыв занять телецентр в Останкино и передать обращение на всю страну. Но сам уклонился от предложения отправиться туда [10]. Колонну манифестантов, двинувшуюся на Останкино, возглавили Анпилов и Макашов. Охрана телецентра была слабенькой, несколько десятков человек, солдаты внутренних войск — только с дубинками. Но подошедшие толпы… остановились и начали митинговать. А Макашов вступил в переговоры с охраной. Требовал впустить их представителей и дать прямой эфир. Ему не возражали, но говорили, что надо согласовать с начальством. На самом же деле охрана тянула время. Пока шла эта волынка, в телецентр перебросили подкрепления, оружие.
В 19 часов сторонники Верховного Совета выбили входные двери автомобилем, но охрана держала их под прицелом. Макашов давал трехминутные ультиматумы, угрожал обстрелом, штурмом (хотя в массе людей, пришедших с ним, было лишь 16 автоматов и 1 гранатомет, а здание обороняло уже 480 человек с несколькими БТР, автоматами, гранатометами, пулеметами). В зависшем общем напряжении кто-то не выдержал, выстрелил, ранив охранника Макашова. Прозвучал и взрыв (солдат выпустил чеку гранаты, которую держал в руке, подорвался сам). Сразу пошла беспорядочная пальба, покосившая безоружных. 46 человек погибло, многие были ранены.
Провокации подхлестнул Гайдар, вечером выступил по телевидению, призвал собираться у Моссовета «защитников демократии». Сюда тоже стеклись тысячи, возбужденные лозунгами, что к власти рвутся «красно-коричневые». Что делать с этими «защитниками», было непонятно, из них стали формировать дружины, разослали захватывать очаги сторонников Верховного Совета, районные советы Москвы. Но в темноте и неразберихе никто не знал, что это за отряды, куда они идут. По ним стреляли посты МВД — имевшие приказ на огонь без предупреждения. Снова были и раненые, и убитые.
А на 4 октября в окружении Ельцина наметили штурм Белого дома. БТР и БМП предстояло прорвать ограждения и баррикады, сам штурм возлагался на отряды спецназа «Альфа» и «Вымпел», а для деморализации защитников танки должны были обстрелять верхние этажи. Для участия в операции отбирали «надежных» из пяти дивизий, половину составили офицеры, прапорщики, сержанты. Танковые экипажи составили почти из одних офицеров. Привлекли и добровольцев, отряд Союза ветеранов Афганистана, выступившего на стороне Ельцина. При обсуждении плана начальник главного управления охраны Барсуков предлагал проработать действия на командно-штабных учениях. Грачев отмахнулся: «Ты что, Миша, паникуешь? Да я со своими десантниками там всех порву». Ельцин принял его сторону: «Пал Сергеичу виднее. Он Афган прошел» [119].
