До этого, к счастью, не дошло, но в России грянула очередная реформа армии. Она и без того находилась в бедственном состоянии. Расходы на оборону неуклонно сокращались, военные подолгу сидели без жалованья. Поставки нового вооружения практически прекратились — а на ремонт старого не хватало средств, запчастей. Самолеты и вертолеты почти не поднимались в воздух — на учебные полеты не было горючего, на расход вводили жесткие лимиты. Против дальнейших губительных преобразований возражали министр обороны Родионов, начальник Генштаба Самсонов. Но их отправили в отставку. А от нового министра обороны Сергеева уже практически ничего не зависело. В Совет обороны ввели таких «военных специалистов» как Чубайс, Немцов, Юмашев и провели «реформу» по сокращению Вооруженных Сил почти на треть! С 1,7 до 1,2 млн. Опять покатилась волна увольнений. Расформировывались воинские части, и в разных уголках страны оставались мертвые, заброшенные базы, военные городки.
А Ельцин выражал готовность дружить со всеми! Его «широтой души» пользовались не только американцы. В ноябре 1997 г. в Красноярске состоялась неформальная, «без галстуков», встреча Бориса Николаевича и премьер-министра Японии Рютари Хасимото. Российский президент в порыве пьяного благодушия соглашался отдать японцам четыре южных Курильских острова (а значит, открыть для иностранцев и Охотское море). В данном случае Бориса Николаевича все же сумели тормознуть лица из его свиты. Кое-как выкрутились, нейтрализовали достигнутые договоренности округлой формулировкой — до 2000 г. заключить мирный договор (хотя обязательным условием Японии для подписания договора были четыре Курильских острова).
Ради «дружбы» Ельцин шел на уступки и главам республик СНГ. Так, граница с Казахстаном оставалась огромной «дырой», через которую текли наркотики, лезли шайки грабителей, воровавших все подряд. В 1997 г. в качестве эксперимента для охраны границы привлекли местных казаков, 1780 человек. Предоставили им только «гражданское оружие для самообороны», финансирование копеечное, по 500 руб. на человека в год (!). Но за 5 месяцев эксперимента было задержано 230 нарушителей, изъято контрабанды на 2 млрд руб., 500 кг наркотиков, предотвращен угон крупных партий скота. Уполномоченный по казачеству правительства Москвы И.В. Ченцов писал: «Казаки встали поперек этого грабежа до такой степени, что президент Казахстана Н. Назарбаев при встрече с Б. Ельциным ставит вопрос — отвести казаков от охраны границы… Кончился эксперимент, отчитались, попросили деньги на следующий — говорят: „Да хватит уже. Пусть воруют, лишь бы отношения не портились“» [143].
Точно так же Борис Николаевич шел на поводу у Шеварднадзе. Абхазия отказалась выполнять резолюцию ООН, что она должна остаться в составе Грузии. Тогда против нее были введены международные санкции. В 1996 г. по инициативе Грузии СНГ приняло решение, запретившее любые государственные связи с Абхазией — торговые, экономические, финансовые, транспортные. Республика оказалась в блокаде, в том числе при участии России (хотя Белоруссия и Туркмения решение об изоляции Абхазии не подписали). А между тем и Грузия соглашения о перемирии не соблюдала. Под эгидой министерства госбезопасности Грузии были созданы «неофициальные» вооруженные формирования «Белый легион», «Лесные братья». Весной 1998 г. они вторглись в Гальский район Абхазии, убивали милиционеров, ополченцев, мирных жителей. Следом предполагалось бросить регулярные части с бронетехникой. Но абхазы объявили мобилизацию, их отряды с танками и артиллерией навалились на противников, боевики в панике побежали, и Шеварднадзе побоялся расширять конфликт. Вместо этого начались переговоры, и возобновилось перемирие, стороны разделили русские миротворцы.
Но и отношение Грузии к России никак нельзя было назвать честным и искренним. По главной магистрали, связывающей две республики, через Верхний Ларс, шел поток контрабанды — «левой» водки, оружия и других совсем не мирных грузов для Чечни. Грузинский КПП свободно пропускал караваны машин, потом они сворачивали с трассы и по проселкам, объезжая российский КПП, уходили на нашу территорию. Начальник Федеральной погранслужбы России генерал армии Николаев приказал перенести КПП «Верхний Ларс» поближе к грузинскому, и дорогу контрабандистам перекрыли. Но сразу запротестовал Шеварднадзе, и Ельцин приказал вернуть КПП на прежнее место. Николаева, пробовавшего спорить и объяснить ситуацию, президент обругал и отправил в отставку. Требования грузин были выполнены, и контрабанда пошла беспрепятственно.
А самым наглядным примером бездумной и близорукой уступчивости оставалась Чечня. 12 мая 1997 г. Ельцин и Масхадов заключили в Москве Договор о мире и принципах взаимодействия между Россией и Ичкерией. Причем в оригинальный текст была включена фраза о признании Хасавюртовских соглашений. Но в аппарате президента все же нашлись трезвомыслящие люди, представлявшие, какими последствиями это грозит. Кто-то сумел вычеркнуть фразу о Хасавюрте буквально перед подписанием. В этот же день Масхадов заключил с Черномырдиным «межправительственное соглашение» — предусматривалось первоочередное восстановление объектов Чечни, выплата населению пенсий и пособий (за счет России! И значительная доля пенсий и пособий перечислялась людям, уже убитым или бежавшим из республики!). Кстати, даже само подписание таких договоров на международной арене расценили как признание Россией «де-факто» независимости Ичкерии. Обнаглевший Масхадов потребовал компенсации за войну, выставив более чем внушительный счет — 25,8 млрд долларов. И его всячески ублажали, силились удовлетворить.
Однако и взамен не было ничего! Ни мира, ни спокойствия. Из Чечни войска вывели, но теперь машины военных и МВД подрывались в соседних кавказских республиках, да и в Москве задерживали боевиков с оружием, взрывчаткой. В декабре 1997 г. банда Хаттаба появилась в Дагестане, напала на военный городок в Буйнакске. Получила отпор, но сожгла из гранатометов 2 танка, 2 грузовика, цистерну с горючим. Отступая, захватывала заложников, и ушла, прикрываясь живым щитом. Погибли 5 человек, 10 получили ранения. Но правительство России вообще не отреагировало! Дабы сохранить «добрые отношения» с Ичкерией, угодить западным «друзьям», собственным «правозащитникам» и либералам. К Масхадову обратились только республиканские власти Дагестана, потребовали выдать преступников — а он в ответ лишь развел руками, что его правительство к инциденту не причастно.
В самой России могло показаться, что жизнь все-таки меняется к лучшему. Уровень бандитского беспредела стал снижаться. Одни группировки и их предводители в междоусобной борьбе перебили друг друга. За других взялись правоохранительные органы. Кто-то был связан с высокопоставленными фигурами, чувствовал себя в безопасности с удостоверениями советников мэров, помощников депутатов Думы. Но надобность в их услугах исчезала, и покровители начали избавляться от компрометирующего балласта. Те из авторитетов, кто вовремя понял это, побежали за границу.
А народ после всех встрясок как-то приспосабливался к изменившимся условиям существования, к «рынку» — кто как умеет, у кого как получится. Плодились посреднические фирмочки, транспортные и ремонтные конторы, магазинчики, частные поликлиники, частные газеты, издательства. В вузах появлялись платные отделения, платные факультеты. Техникумы и профессионально-технические училища, превратившись в колледжи, и вовсе переходили на «коммерческую» основу. В других государственных учреждениях начальство решало, какие услуги оставить безвозмездными, а какие сделать платными. Впрочем, этим занимались и сами работники. Приучались брать взятки учителя, врачи, медсестры, секретари, мелкие служащие, милиционеры, армейские офицеры — жить-то надо.
