— Приходилось, — криво усмехнулся Макс.
— А сам сыграть сможешь? — оживился тот. — Вот прям щас?
— Ну, вообще-то это соната для фортепиано… — начал было Макс, но, заметив разочарованно вытянувшееся лицо своего спасителя, пожал плечами:
— В принципе, смогу. А нас отсюда не выставят за этот внезапный концерт? — он огляделся по сторонам. Все словно забыли о драке, завязавшейся здесь каких-то десять минут назад. Стулья уже были расставлены по местам, а одна из работниц тихонько сметала осколки посуды в совок. На Макса и его загадочного собеседника никто не пялился и вообще — складывалось такое ощущение, что их почтительно обходили стороной.
— Меня, — незнакомец выделил многозначительной интонацией это слово, — никто не сможет выставить… ни отсюда, ни из какого-либо другого места.
— А, — понятливо, с иронией, протянул Макс, — вы тут местный авторитет, что ли?
Тот коротко хохотнул.
— Ну, типа того… Как тебя звать-то, музыкант?
— Максим. Можно просто Макс.
— А я… Лёха Колдун, — представился тот, — можно просто Колдун, давай на “ты”, — и крепко пожал ему руку.
Глава 24
Минут через пять Макс и Колдун уже переместились за стол, заботливо накрытый специально для них. Полнозадая официантка даже расстелила скатерть, хотя подобная роскошь явно была несвойственна этому чудному заведению общепита.
— Водочки нам, Юль, — попросил Колдун, весело подмигнув официантке и явно чувствуя себя здесь не клиентом, а хозяином. — На закуску солёных груздей со сметаной и квашеной капустки, пару салатов мясных… и что-нибудь из горячего, обязательно с картошечкой.
— Я не буду есть, — запротестовал было Макс, по-прежнему не ощущая голода, но Колдун жестом остановил его.
— Это не обсуждается. Я тебя пригласил — значит, я тебя обязан не только напоить, но и накормить. Да не боись, не траванёшься, — он издал сдавленный смешок. — Тут хоть с виду и неказисто, а на кухне практически стерильно, я тебе отвечаю! Никаких грязных рук, никаких волос в тарелках! У меня и повар, и официантки вымуштрованы. Верно, Юленька? — он бесцеремонно хлопнул по аппетитной мягкой попе девушку, раскладывающую перед ними тарелки и приборы. Официантка зарделась, но затем сделала серьёзное лицо и подтвердила:
— Да-да, у нас всё чисто, аккуратно, продукты свежие. И вообще еда вкусная, совсем как домашняя, вот увидите!
— Ну… — дождавшись, когда официантка отойдёт, Колдун наполнил рюмки и многозначительно кивнул, — давай, что ли, за знакомство?.. Честное слово, впервые с настоящим музыкантом пью. Как тебя в принципе сюда занесло, бедолага? Вообще-то, это место особое, для “своих”, случайных людей тут не бывает.
— Подпольный штаб мафии? — улыбнулся Макс. — Здесь устраивают тайные сходки авторитеты криминального мира?
Колдун громко заржал.
— Ну, мафия или нет… а дела тут и в самом деле решаются очень серьёзные.
Макс осмотрелся.
— И все эти люди… они на тебя работают? — спросил он, догадываясь, что Колдун здесь главный.
— А ты как думал! — тот горделиво приосанился.
— Ну, а тот, которому я первому по роже дал… — Макс снова огляделся по сторонам, но парня нигде не было видно.
— Ага, Пашка, — кивнул Колдун. — Молодой, да борзый. Двоюродный брат мой… Ничего, ему уроком будет. Нехрен себя вести, как быдло, и хамить всем подряд. Впрочем, тебе во все эти дела вникать не надо. Мы с ним сами разберёмся.
Юлька поставила на стол две плошки — с груздями и с капустой — и снова испарилась. Колдун немедленно плюхнул себе на тарелку порцию сочной квашеной капустки с клюквой, политой растительным маслом, и с аппетитом захрустел ею. На лице его отразилось неприкрытое блаженство.
— Ну, так что там с этой… лунной сонатой-то? — промычал он.
Макс не стал долго церемониться. Аккуратно раскрыл футляр и достал виолончель, привычно устроил её между колен, взял смычок в правую руку…
Он был великолепным “слухачом”* — вот и сейчас без труда, с первого раза, наиграл для Колдуна известную на весь мир мелодию Людвига ван Бетховена. Разумеется, это исполнение было далеко не только от выдающегося, но даже просто от “хорошего”. Всё-таки, гениальный немецкий композитор писал свою сонату не для виолончели. Эх, если бы Макс играл не один, а с пианистом-аккомпаниатором, получилось бы гораздо лучше и красивее…
Впрочем, на непритязательный вкус Колдуна всё звучало именно так, как надо: он сентиментально блестел глазами, очевидно, вспоминая свою первую детскую любовь, и довольно кивал — да, да, это та самая мелодия!
— Как сейчас помню, — сообщил он Максу, романтично улыбаясь, — она к экзаменам в музыкалке своей готовилась. Целыми днями играла у себя в комнате с открытыми окнами. А я торчал внизу, во дворе, и слушал… Кругом сирень цвела, запах — сдуреть можно было, голова шла кругом!
— А она знала, что ты к ней неровно дышишь?
— Догадывалась, конечно. Но делала вид, что ничего не замечает — как все девчонки. Высунется, бывало, в окно, типа во двор посмотреть — чего это там делается, а сама — вж-ж-жих — по мне глазами!.. Эх, классное время было. Счастливое… Давай, что ли, за искусство выпьем, за “Лунную сонату”? Кто её сочинил-то, Чайковский?
— Бетховен…
— Ну, значит — за Бетховена!
___________________________
*Слухач (разг.) — человек, способный воспроизвести мелодию по слуху, а не по нотам.
Потом они пили за дружбу и за настоящих мужиков, тоже по инициативе Колдуна. Затем — за прекрасных дам, несмотря на то, что “все бабы — стервы”.
— А ты эту свою… пианистку из детства… до сих пор любишь? — спросил Макс уже начинающим немного заплетаться языком.
— Нет, конечно, — поразился Колдун такому нелепому вопросу. Он, в отличие от Макса, казался совершенно трезвым. — Когда это было-то! У меня жена Надюшка: умница, красавица… двое пацанов… и любовница Верка.
— На фига любовница, если жена — умница и красавица? — озадачился Макс.
— Ну… — озадачился, в свою очередь, и Колдун. — Для статуса. Верка… она, знаешь, какая у меня! Модель — ноги от ушей.
— Модель… — скривился Макс. — Вот и у меня тоже… модель.
— Ты женат?
— Ещё чего. Это она собирается замуж… за моего лучшего друга.
— Ну и сука, — припечатал Колдун, явно сочувствуя Максу, и когда тот собирался было запротестовать, чуть ли не силой влил ему в рот очередную рюмку водки. Макс проглотил и недовольно поморщился, но собеседник поспешно подвинул к нему плошку с груздями:
— Закусывай. А ты эту су… то есть, модель свою, которая за друга выходит… всё ещё любишь?
— Ненавижу, — с чувством произнёс Макс и икнул. — Она мне всю жизнь испоганила.
