– Как тебя зовут?
Он озирается, потом поднимает взгляд к небу, словно надеется найти ответ – свое имя, затерявшееся где-то в лесу. Украденное, пока он спал.
Его взгляд возвращается ко мне.
– Оливер Хантсмен.
– Ты из лагеря для трудных подростков?
Налетает порыв ледяного ветра, взметая снежные вихри. Парень открывает рот, словно подыскивая слова, но ничего не говорит и просто кивает.
Я нашла его.
Лагерь для трудных подростков «Щучья пасть» – заведение, прямо скажем, не элитное. Сюда богачи не посылают своих сынков. Лагерь состоит из горстки жалких хижин, грязного сарая – столовой, и нескольких заброшенного вида административных построек, в которых когда-то жили старатели, промышлявшие золото на берегах Черной реки. Теперь это место, куда родители посылают своих отбившихся от рук мальчиков в надежде, что здесь им вправят мозги и сделают из них послушных и благовоспитанных сыновей. Да, в этот лагерь приезжают худшие, те, кто исчерпал свой лимит прощений и «последних шансов», вызовов на ковер к директору и задержаний. Они приезжают и они уезжают – каждый сезон новая банда, но есть и те, кто проводит в лагере несколько лет вместо старшей школы. Они учатся, как выживать в лесу, высекать огонь кремнем, спать на холоде под звездами, учатся, как достойно вести себя.
Двумя неделями ранее, в утро после той ночной бури, что обрушилась на нас с горных вершин, я проснулась и обнаружила, что мой дом занесен снегом. Окна покрыла ледяная корка, крыша трещала под весом снега, даже стены, казалось, вогнулись внутрь, словно скреплявшие их гвозди прогнулись.
По радио объявили, что у нас выпало от тридцати до сорока пяти сантиметров снега. На самом деле его навалило больше метра – и это всего за одну ночь! Я выбралась из кровати (из щелей в полу тянуло холодом) и вышла за порог.
За ночь окружающий пейзаж полностью изменился.
Я спустилась к озеру и увидела, что лес стоит белый, покрытый напоминающим зефир снежным ворсом. Однако обычную для зимнего утра тишину нарушали разносившиеся над замерзшим озером голоса, долетавшие из лагеря. Люди кричали среди деревьев. Топали своими тяжелыми зимними ботинками, заставляя взлетать в бледное утреннее небо грустно кричащих птиц.
– Доброе утро! – окликнул меня старый Флойд Перкинс и помахал рукой. Он шел вдоль берега, пригибая голову под ударами сильного ветра, сутулясь под тяжестью лет и земного притяжения. Подойдя ближе, старик Перкинс прищурился: его зрение сильно ослабло из-за катаракты.
– Скверная погодка, – сказал он, переводя взгляд выше, мы стояли, а между нами кружились снежинки. – Хотя бывало и хуже.
Перкинс провел почти всю свою жизнь у озера Щучья пасть и знал мою бабушку. Сам он живет на южном конце озера в маленькой хижине рядом с лодочной станцией, которой он заправляет в летние месяцы – выдает напрокат каноэ и водные велосипеды и в дни, когда стоит жаркое солнечное марево, продает туристам сэндвич-мороженое. А еще старик Флойд каждое утро гуляет по берегу озера – бредет своей медленной усталой походкой, длинные руки болтаются по бокам, суставы щелкают из-за артрита. Свой утренний обход он совершает даже после таких снегопадов, как нынешний.
– Что там случилось в лагере? – спросила я.
– Мальчишка пропал прошлой ночью, – старик Перкинс потер своей узловатой ладонью затылок. Из-под вязаной шапочки торчала прядь мягких седых волос. – Исчез из своей койки прямо во время бури.
Я посмотрела через плечо старика в сторону лагеря. Несколько парней отгребали лопатами снег от дверей своих хижин, но остальные ушли в лес, и оттуда доносились их голоса, выкрикивающие имя, но какое – я не могла разобрать.
– Я говорил с одним из вожатых, – продолжил мистер Перкинс, мрачно покачивая головой, подчеркивая всю тяжесть ситуации. – Мальчишка, должно быть, убежал из лагеря в горы, причем прямо перед тем, как началась снежная буря.
Ветер взвихрил снег на замерзшей поверхности озера, и я почувствовала, что дрожу.
– Но они почему-то ищут его в лесу, – заметила я, скрестив руки на груди и кивая в сторону леса, начинающегося сразу за лагерем.
– Хотят убедиться, что он не заблудился, я думаю, – он приподнял свою густую седую бровь, мрачно глядя на меня. – Но если мальчишка ушел в тот лес вчера ночью, то вряд ли сможет выбраться назад. И они никогда не найдут его.
Я понимала, что он хочет этим сказать. Уже намело столько снега, а он все продолжал идти, а значит, любые следы к этому времени давным-давно занесло. А парень, вероятно, похоронен под снегом так глубоко, что даже Фину было бы трудно – если вообще возможно – отыскать его по запаху.
– Надеюсь, он просто сбежал, – сказала я. – И успел выбраться по дороге до начала снегопада.
Разумеется, я отлично понимала, чем бы все обернулось, если бы ему не удалось этого сделать. Как бы ни учили мальчишек в этом лагере выживать в дикой природе и укрываться в снегу под корнями деревьев, вряд ли кто-то из них смог бы дотянуть до утра на таком холоде. Да еще в снежную бурю. И в одиночку.
Озеро по берегам потрескивало, пока вставал лед.
– У тебя прошлой ночью электричество отключилось? – спросил мистер Перкинс, глядя в сторону, где за елями стоял мой дом.
– Ага, – кивнула я. – А у вас?
– Пока расчистят дорогу, пройдет какое-то время. Только тогда электричество и подключат, – он перевел взгляд на меня. Мягкий огонек в его глазах и морщины, повторяющие линию бровей, заставили меня вспомнить о бабушке. – А пока что мы можем рассчитывать только на себя, – закончил он.
Единственная дорога, ведущая с гор, оказалась под снежным завалом. До ближайшего городка Фир Хэйвен сорок пять минут езды на машине – слишком далеко, чтобы добраться туда пешком. Мы в безвыходном положении.
Мистер Перкинс мрачно кивнул, словно желая сказать, что впереди нас всех ждет еще одна суровая зима, и продолжил путь по берегу озера в сторону лодочной станции и своего дома.
А я еще немного постояла на месте, слушая доносящиеся из леса крики парней, небо темнело, предвещая новую бурю, собирающуюся над озером. Я знала, каким жестоким может быть лес, каким беспощадным.
Если тот парень потерялся где-то здесь, у него почти не было шансов пережить прошедшую ночь.
Все еще темно – наступила самая ужасная тьма. Зимняя.
Парень, Оливер Хантсмен, идет за мной через лес, спотыкаясь о корни, кашляя, жадно вдыхая воздух после каждого приступа. Он может не выбраться из Чащи, может повалиться замертво в снег за моей спиной. Парень останавливается, чтобы прислониться к дереву. Он весь дрожит. Я возвращаюсь и приобнимаю его. Оливер выше меня и шире в плечах, но вместе мы продолжаем медленно пробираться через лес. От него пахнет лесом, свежестью. Наконец мы достигаем границы Чащи, перебираемся через ее границу и оказываемся на открытом пространстве.
