– Что заставило тебя передумать? – спросила я, вновь поворачиваясь к Ноле.
– Миссис Хулихан делает хорошие гамбургеры с тофу, – пробормотала Нола, глядя в пол.
Я прикусила изнутри щеку.
– Ловлю тебя на слове. – Я поймала себя на том, что так крепко стиснула руки, что ногти впились в мякоть ладоней. А все потому, что я судорожно пыталась найти правильные слова, которые бы сказали ей, что я все понимаю, и при этом не звучали бы слишком эмоционально. К этому моменту я уже знала: не в привычках Нолы руководствоваться эмоциями при принятии любого решения. Меня постоянно грызла мысль о том, что она пережила за свои тринадцать лет, чтобы стать такой. По крайней мере, у меня в качестве оправдания имелись тридцать три года, прожитые без матери.
Я помню, как смотрела музыкальную передачу на MTV, когда пришел мастер, чтобы установить видеомагнитофон. Это был живой концерт, где дети, подняв руки, бросались в толпу, полагая, что кто-нибудь непременно их поймает. Я смотрела на них, затаив дыхание, едва ли не кожей ощущая опасность и одновременно чувствуя себя всеми брошенной, зная, что мне никогда не испытать такой уверенности, тем более в подростковом возрасте.
– Наверно, ты чувствуешь себя так, будто ты прыгаешь в толпу на концерте Slipshod, не зная точно, где приземлишься или кто тебя поймает, – со вздохом сказала я.
Она подняла на меня глаза. Взгляд ее оставался хмурым, но в нем вновь промелькнул огонек, и я поняла, что попала в цель.
– Группа называется Slipknot, Мелли. Но все равно попытка зачтена.
– Пойдем, – моя мать взяла меня за локоть. – Нехорошо заставлять Амелию ждать. Спускайся, когда будешь готова, Нола.
Двадцать минут спустя в гостиной мы втроем дружно повернули головы, услышав на лестнице топот ног, а потом с одинаково вытянутыми лицами уставились на Нолу, которая предстала перед нами в том же прикиде, что и раньше, – то есть в армейских берцах и юбке с оборками.
Амелия быстро встала и обняла ее.
– У тебя есть чувство стиля, моя дорогая, причем такое, какое может оценить даже твоя старая бабушка. – С этими словами она повернулась к нам. Они стояли рядом – пожилая элегантная дама в трикотажном костюме от «Сент-Джона» и лодочках от «Феррагамо» и красивая девочка-подросток, одетая как будто с помойки. Меня так и подмывало подпрыгнуть и стукнуться с Амелией ладонями за то, что та нашла правильные слова.
Мы с матерью встали и взяли наши сумочки. Я открыла входную дверь, выпуская нас всех на улицу.
– Надеюсь, в этом дурацком кафе будет еда, которую я могу съесть, – сказала Нола.
Амелия даже бровью не повела.
– «Алуэтт» славится своим органическим и веганским меню. Почему, по-твоему, я его выбрала?
Еще один балл тебе, Амелия, подумала я, закрывая за собой дверь, а вслух сказала:
– Надеюсь, что у них будет еда для всех нас.
Моя мать посмотрела на меня так, словно напомнила мне про хорошие манеры. В ответ я лишь закатила глаза, бросила в сумочку ключи и последовала за ними к машине Амелии.
Я села с Нолой на заднее сиденье «Линкольна», Амелия и моя мать – впереди. До этого мне ни разу не доводилось ездить в машине с Амелией Тренхольм. Вскоре мне стало понятно, откуда у Джека эта привычка летать на бешеных скоростях по узким, запруженным туристами улицам. Я левой рукой судорожно вцепилась в ручку двери, а правой уперлась в подголовник водительского сиденья перед собой.
Нола смотрела в окно, очевидно, забыв обо всем, кроме собственных мыслей. Моя мать, похоже, ничего не замечала. Они с Амелией продолжали болтать, как будто гонки в духе «Формулы-1» по улицам Чарльстона были для них обеих обычным делом. Радиостанция, передававшая старые шлягеры, была установлена на самую низкую громкость. Мне показалось, будто я узнала песню, звучавшую в тот момент, но слышно было плохо, и утверждать наверняка я не могла. В надежде, что музыка отвлечет меня от мыслей о том, что я, похоже, лечу навстречу верной смерти в автомобиле, за рулем которого сидит женщина, за которой я никогда раньше не замечала суицидальных склонностей, я похлопала мать по плечу:
– Можешь сделать чуть громче, пожалуйста?
Не прерывая их с Амелией разговора, мать дотянулась до ручки радиоприемника и увеличила громкость. Узнав знакомые аккорды «аббовской» песни The Winner Takes It All, я блаженно откинулась на кремовую кожаную обивку и, закрыв глаза, принялась мурлыкать себе под нос строчки про убитого горем любовника, который отчаянно выпытывает у бывшей подружки, целует ли новый любовник ее так, как когда-то целовала его она. Внезапно поймав себя на том, что я слишком громко распелась, я открыла глаза и обнаружила, что Нола пристально смотрит на меня такими же, как у Джека, голубыми глазами.
– Ты знаешь, кто поет эту песню? – спросила она.
– Конечно. Это «АББА», – самодовольно ответила я.
– Круто. Продолжай в том же духе. – Она откинулась на спинку сиденья и сделала вид, что сует в рот пальцы. – Мало того что мне пришлось слушать эту твою гребаную «АББУ», так теперь и тебя. – Она наклонилась вперед и похлопала Амелию по плечу: – Можете переключить на другую станцию, пожалуйста? Кажется, меня тошнит.
Не прерывая разговора, Амелия переключила канал на альтернативную рок-станцию, где исполнялся недавний хит новой и перспективной звезды Джимми Гордона. Его манера исполнения была скорее похожа на блюз, чем на рок, но его голос источал мед, и на него было довольно приятно смотреть. Песня «Я только начинаю» была печальной и мелодичной. Она легко могла получить эфирное время на большинстве традиционных радиостанций.
Я повернулась к Ноле, чтобы спросить, что она думает об этой песне, но запнулась в середине предложения. Она была бледней, чем обычно, а ее пальцы, словно когти, впились в ее ноги через полосатые легинсы.
– Тебе плохо? – испуганно спросила я. Вдруг она сказала правду про то, что ее тошнит?
– Смените радиостанцию, – сдавленно прошептала она, однако достаточно громко, чтобы обе женщины на переднем сиденье ее услышали. Моя мать повернула голову, чтобы спросить, в чем дело, но, увидев лицо Нолы, протянула руку и нажала кнопку.
– Что не так? – спросила она.
Нола откинулась на спинку сиденья. Ее лицо было каменным.
– Ненавижу эту песню. Ненавижу Джимми Гордона.
– А по-моему, он не так уж и плох. Лично мне он нравится… – начала было я.
– Я видела его, – решительно оборвала меня Нола. – И мне он не нравится.
Ледяной тон ее голоса, должно быть, привлек внимание Амелии.
– Кто такой Джимми Гордон? – спросила она, глядя на нас в зеркало заднего вида. Нола посмотрела в окно. Ее плечи изогнулись идеальной буквой «С», давая понять, что разговор окончен.
– Очевидно, он не входит в число любимых звезд Нолы, – сказала я. – Может, обойдемся без радио? В любом случае, мы почти приехали.
