Шарки свернул бумагу, в которую был завернут бутерброд, и бросил в стоявшую у его ног корзину для мусора.
— Уолш — симпатичный парень, но он ведет себя нечестно со всеми — с теми, кто преступлений не совершал, с прессой, даже со своими. Был бы я на месте Джефа Макингсли, давно бы уже отправил его подальше.
Дрю встала.
— Ну что ж, и мне пора отправляться, — сказала она. — Надо кое-куда позвонить, а затем на четыре часа у меня назначена встреча с Бенджамином Флетчером, адвокатом, который защищал Лизу Бартон на процессе.
На лице Шарки отобразилось удивление.
— Это было двадцать четыре года назад, и помнится, тогда он был на пятом десятке. Он что, все еще работает адвокатом?
— Ему сейчас семьдесят пять, и он по-прежнему адвокатствует, но он не Кларенс Дэрроу
[8]
. На его веб-сайте ты не отыщешь предложения по оказанию услуг в качестве защитника по уголовным делам.
— Держи меня в курсе, — сказал ей Шарки.
Дрю улыбнулась, проходя мимо новостного отдела.
«Интересно, — размышляла Дрю, — говорил ли Кен людям хоть раз в жизни: „до скорого“, „не переживай“, „желаю хорошо провести время“ или „до свидания“? Готова поспорить, что по утрам перед уходом из дома он целует жену, а потом говорит ей: держи меня в курсе».
Два часа спустя Дрю уже была в маленьком душном кабинете Бенджамина Флетчера, который сидел напротив нее за рабочим столом, заваленным бумагами вперемешку с семейными фотографиями. Дрю никогда не гадала, как выглядит мистер Флетчер, но она никак не ожидала увидеть огромного человека ростом метр девяносто и весом, килограммов на сорок превышающим норму. При взгляде на его редкие, влажные от пота волосы и лоб, казалось, что сейчас с него градом хлынет пот.
Его пиджак висел на спинке стула, верхняя пуговица на рубашке была расстегнута, а галстук приспущен. Из-за очков без оправы его и без того большие серо-зеленые глаза казались просто огромными.
— Вы хоть представляете, сколько раз за все эти годы журналисты звонили мне с просьбой рассказать им о деле Бартон? — обратился он к Дрю. — Я не знаю, за что ваша журналистская братия надеется уцепиться, чтобы написать то, о чем еще никто никогда не писал. Лиза посчитала, что ее матери грозит опасность. Она взяла пистолет отца. Затем Лиза попросила Картрайта отпустить ее мать; ну, а что было дальше, вы и сами прекрасно знаете.
— Думаю, что мы все знакомы с основными фактами по этому делу, — согласилась Дрю, — однако мне бы хотелось поговорить о ваших отношениях с Лизой.
— Я был ее адвокатом, — ответил Флетчер.
— Я о другом. У Лизы ведь не было близких родственников. Переросли ли ваши отношения в нечто большее? Как часто вы виделись на протяжении месяцев, последовавших за решением суда о том, что вы будете защищать ее на процессе? И правда ли то, что она ни с кем не разговаривала?
— С момента, как Лиза поблагодарила полицейского, укрывшего ее одеялом в патрульной машине, по крайней мере, месяца два она молчала. Даже потом психиатры не многого от нее добились, а та информация, которую им все-таки удалось получить, все равно не была в ее пользу. Она лишь назвала имя учителя верховой езды отца и ужасно расстроилась. Психиатры спросили ее про отчима, и она сказала: «Я ненавижу его».
— Но ведь ее можно было понять, поскольку она считала его виновным в смерти матери? — спросила Дрю.
Флетчер достал из кармана смятый носовой платок и вытер лицо.
— Новое лекарство, которое я принимаю, заставляет меня потеть, как будто я в бане, — сказал он безразличным голосом. — Возраст. С тех пор как мне исполнилось семьдесят, я ходячая аптека. Но во мне еще теплится жизнь, чего не скажешь о многих моих ровесниках.
Добродушная веселость испарилась.
— Мисс Перри, хочу вам кое-что рассказать. Та маленькая девочка была очень-очень симпатичной. Она никогда не хотела убивать свою мать. Я в этом убежден. Но Тэд Картрайт, ее отчим, нечто другое. Я всегда удивлялся, что пресса не проявляла большого интереса к взаимоотношениям Одри Бартон с ним. Ну, конечно, журналисты знали, что она была увлечена им, затем это внезапно прекратилось, когда она вышла замуж за Уилла Бартона, и то старое пламя снова разгорелось, когда она овдовела. Но все они пропустили то, что происходило во время замужества. Бартон был хорошим архитектором, интеллектуально развитым, но был не очень удачлив. В том доме не было много денег, и все произошло из-за Одри. Она сблизилась с Тэдом из-за денег. С того времени, как она была ребенком, Одри ездила верхом каждый день. Она по-прежнему ездила верхом каждый день и после вступления в брак с Бартоном, и догадайтесь, кто катался верхом в том клубе Пипэка с ней? Тэд Картрайт. А ее муж никогда не ездил с ней, так как лошади внушали ему ужас.
— Вы говорите, что у Одри был роман с Тэдом, когда она была замужем? — поспешно спросила Дрю.
— Нет, я не говорю этого, потому что не знаю, как было на самом деле. Я говорю, что она виделась с Тэдом в клубе практически каждый день, они часто вместе ездили по тропинкам и вместе преодолевали препятствия. В это время Тэд расширял свое дело в строительстве и начал зарабатывать большие деньги.
— Вы полагаете, что Одри могла сожалеть о своем браке с Уиллом Бартоном?
— Я не полагаю. Я знаю. Я слышал это от полдюжины людей из клуба, когда готовился к суду. Если такой секрет был известен всем, разве такой умный ребенок, как Лиза, не проведал бы об этом тоже?
Флетчер взял незажженную сигару из пепельницы под локтем, сжал зубами и тотчас снова вынул изо рта.
— Пытаюсь избавиться от привычки, — заметил он. — С тех пор как Одри похоронила мужа, она встречалась с Тэдом Картрайтом. Она подождала пару лет, прежде чем выходить за него замуж, потому что ребенок был против.
— Тогда почему Одри подала на развод? Почему она так боялась Тэда?
— Мы никогда точно не узнаем, но могу предположить, что жизнь втроем под одной крышей была невыносимой, и, очевидно, Одри не могла бросить своего ребенка. Кроме того, не забывайте об еще одном существенном моменте, — Бенджамин Флетчер резко посмотрел на Дрю, проверяя ее знание дела Бартон.
— Я так понимаю, это вопрос сигнализации, — предположила Дрю.
— Правильно, вопрос сигнализации, мисс Перри. Одна деталь, которую мы узнали от Лизы: ее мать включила сигнализацию той ночью до того, как они вдвоем поднялись наверх. Но, когда приехали полицейские, сигнализация была выключена. Картрайт не вламывался. Если бы он отсоединил сигнализацию снаружи, то неисправность сигнализации была бы зафиксирована. Я поверил ему, когда он сказал, что Одри позвонила ему и пригласила, чтобы обсудить примирение. А сейчас, мисс Перри, я должен сказать вам, что предполагаю уйти сегодня пораньше.
— И последнее, мистер Флетчер, — сказала Дрю. — Я прочитала статью, которая была опубликована в одной из скверных газетенок спустя примерно два года после судебного разбирательства. Это было интервью с Жюли Брет. Она давала свидетельские показания против Тэда Картрайта, который, как она утверждает, физически оскорблял ее.
