«Разумеется, я расстроена, подумала я. — Завтра я буду в главной роли в „Возвращении Малютки Лиз“, и с того дня я уже никуда не смогу уехать или скрыться без того, чтобы меня не называли Малюткой Лиз».
Когда доставили пиццу, мы с Джеком съели по паре кусочков. Джек определенно заболевал. Я увела его наверх в спальню в восемь часов.
— Мама, я хочу уснуть с тобой, — закапризничал Джек.
Меня это устраивало. Я закрыла дверь и завела будильник, потом позвонила Алексу на мобильный. Как я и думала, он не ответил. Ранее он говорил мне что-то о деловом обеде. Я оставила сообщение, что рано лягу спать и выключу телефон, и попросила позвонить мне в шесть утра по чикагскому времени. Я сказала, что мне необходимо сказать ему что-то важное.
Я приняла снотворное, забралась в постель, обняла Джека и крепко уснула.
Не знаю, как долго я спала, но было очень темно, когда я почувствовала, как чьи-то руки приподнимают мою голову, и услышала шепот:
— Выпей это, Лиза.
Я попробовала сжать губы, но сильная рука разжала мне рот и заставила меня глотать горькую жидкость с раздавленными таблетками снотворного.
Откуда-то доносился удаляющийся плач Джека.
74
— Дрю, утечка информации произошла не из этого кабинета, — выпалил Джеф, вконец выведенный из себя репортершей. — Мне кажется, ты забываешь, что Клайд Эрли, в том числе, тоже знает, что Силия Нолан — это Лиза Бартон. Мы не знаем, скольким еще известно, кем она является на самом деле. Честно говоря, я думаю, что режиссер безобразия в доме на Олд-Милл-лейн был хорошо осведомлен о том, кто такая Силия Нолан. «Пост» будет копаться в старой истории и будет пытаться связать ее с тремя недавними убийствами, но газета действует в ошибочном направлении. Будь рядом, и, возможно, я смогу рассказать тебе правду, и ты обнаружишь для себя что-то новое.
— Ты играешь со мной в открытую, Джеф? — злость Дрю почти прошла, ее взгляд стал мягче, сжатые губы расслабились.
— А я и не думал, что ты подозревала меня в неискренности с тобой, — ответил Джеф тоном, в котором чувствовалось как раздражение, так и понимание.
— Ты предлагаешь мне ждать поблизости?
— Я лишь говорю, что в скором времени нас ожидает нечто сенсационное.
Они стояли в дверях кабинета Джефа. Джеф вышел, как только услышал, что Дрю начала разговаривать на повышенных тонах.
Анна подошла к ним.
— Ты не представляешь, что ты сделала с той бедной девочкой, Дрю, — набросилась она на нее. — Надо было видеть выражение ее лица, когда ты кричала о «Возвращении Малютки Лиз». Она вынуждена жить в «Обители Малютки Лиз», бедняжка. Она была в отчаянии.
— Вы говорите о Силии Нолан? — спросила Дрю.
— Она ушла, как только вы вошли, — ответила Анна. — Она была со своим адвокатом, мистером Флетчером.
— Он снова адвокат Лизы, то есть Силии? Он предсташтяет ее интересы?
Дрю поняла слишком поздно, что Джеф скрыл от Анны, кем является Силия на самом деле.
— Я побуду здесь, Джеф, — виноватым голосом добавила Дрю.
— Я жду Генри Палея и его адвоката, — сказал Джеф Анне. — Уже пять часов. Ты можешь идти.
— Ни за что, — сказала ему Анна. — Джеф, Силия Нолан — на самом деле Лиза Бартон?
Джеф так взглянул на Анну, что ее следующий вопрос застрял у нее в горле.
— Я проведу мистера Палея к вам в кабинет, когда он придет, — сказала Анна. — Цените вы или нет, но я умею отличать действительно конфиденциальное.
— Вот как? А я и не знал, что есть разница между чем-то «конфиденциальным» и «действительно конфиденциальным», — сказал Джеф.
— Разница существует, — живо заверила его Анна. — Смотрите, не мистер ли Палей направляется сюда?
— Да, это он, — сказал Джеф. — А за ним его адвокат. Проводите их сразу ко мне.
Генри Палей прочитал заявление, которое, конечно же, было подготовлено его адвокатом.
Он был младшим партнером Джорджет Гроув в агентстве недвижимости на протяжении более двадцати лет. Хотя у него с Джорджетт были разногласия по поводу совместного владения недвижимостью на 24-й магистрали и того, не пора ли ему выйти из бизнеса, они оставались хорошими друзьями.
— Меня лично очень расстроило, когда я узнал, что Джорджет рылась в моем столе и забрала папку с заметками, содержащими основные пункты контрактов с Тэдом Картрайтом, — сказал Генри деревянным голосом.
Генри признал, что в доме на Холланд-роуд бывал чаще, чем утверждал ранее, но настаивал, что неточность объясняется только небрежным ведением ежедневника.
Далее он рассказал, что примерно год назад Тэд Картрайт предложил ему сто тысяч долларов, если сумеет убедить Джорджет продать землю на 24-й магистрали под коммерческие здания. Но она не была в этом заинтересована, поэтому ничего с места и не сдвинулось.
— Также был вопрос о моем местонахождении в момент убийства садовника Чарли Хетча, — зачитал Генри. — Я уехал из офиса в пятнадцать минут второго и направился прямиком в «Агентство недвижимости Марка Граннона». Там я встретил кузена Джорджет Гроув, Томаса Мэдисона. Мистер Граннон сделал предложение о покупке нашего агентства.
«Что касается покойного Чарли Хетча, я, возможно, видел его, когда показывал особняки и участки, на которых он оказывал услуги по уходу за садом и лужайкой. Но я ни разу не обмолвился с ним ни словом.
Что касается самого последнего убийства, которое может иметь отношение к семье Бартонов, могу сказать следующее: я никогда не встречал жертву, Зака Виллета, и никогда не ездил верхом, я даже уроки верховой езды никогда не брал.
Генри ухитрился достаточно умело завершить свое заявление, и был явно доволен собой. Он посмотрел на Джефа:
— Я считаю, что рассказал все.
— Возможно, — с улыбкой ответил Джеф. — У меня есть еще один вопрос. Не думаете ли вы, что Джорджет Гроув, зная о ваших теплых отношениях с Тэдом Картрайтом, скорее бы оставила за собой недвижимость на 24-й магистрали, нежели вместе с вами продала ее под коммерческую застройку? Учитывая то, что я о ней слышал, она скорее поступила бы именно так.
— Я протестую, — возмутился адвокат Палея.
— Мистер Палей, во время убийства Джорджет вы находились недалеко от Холланд-роуд. Ее смерть позволила вам заключить намного более выгодную сделку, чем та, которую предлагал Картрайт. На сегодня достаточно. Спасибо за то, что пришли и сделали заявление, мистер Палей.
75
Тяжелая рама от зеркала, превращенная в хранилище памятных вещей, связанных с двадцатипятилетней годовщиной деятельности Зака Виллета, была размещена на широком столе в свободном кабинете рядом с кабинетом Джефа Макингсли.
