– Откуда у них деньги? – спросил директор ЦРУ, бывший радикальный (правый) журналист по имени Алистер Сафт.
– Вероятно, из Персидского залива, сэр – ответил докладчик – но нельзя исключать и того, что нефтедобывающие компании платят Боко Харам мзду за защиту. Там сложная ситуация, сэр. В Нигерии есть значительные нефтяные запасы – но местные сепаратисты против добычи нефти, они нападают на нефтяные поля, разрушают оборудование, похищают персонал. В то же время исламисты выступают за единую Нигерию под властью радикальных исламистов, это в корне расходится со стратегией сепаратистов и они воюют друг с другом. Для нефтяных компаний исламисты более приемлемы, нежели сепаратисты, получается – враг моего врага – мой друг.
– Черт бы их побрал… Что там у нас есть?
– Очень ограниченные силы, сэр. Пара фрегатов, мы можем перебросить туда небольшую специальную группу.
– А этот… морпех? Он компетентен?
ЦРУшники переглянулись.
– Полагаю, что да, сэр, – осторожно ответил заместитель директора ЦРУ, – он не раз работал по нашим просьбам, никогда не промахивался. Семнадцатое место в списке лучших снайперов страны, неоднократно награжден боевыми наградами. Сейчас – в отставке, но консультирует частных стрелков и сотрудников правоохранительных органов, ведет курсы снайперов. Полагаю, это очень компетентный специалист и мы его хорошо знаем.
– Полагаю, он не против принять участие в операции, так?
– Вероятно, да, сэр.
– Тогда в порядке взаимодействия – я попрошу вас организовать ограниченное вмешательство, Питер. Но только ограниченное, не более того. Будет лучше, если мы поучаствуем в этом деле только в качестве координаторов, ну и предоставим развединформацию. Этот парень ведь из морской пехоты?
– Да, сэр.
– В таком случае – пусть людей предоставят они. И пусть этот парень идёт с ними. Это будет хорошо выглядеть, потом мы извлечём из этого максимум полезного…
– Но он в отставке и не имеет права…
– Господи… привлеките его по временному контракту. Пусть даже и от нас. Почему вы не можете додуматься до элементарных вещей?
Усилием воли заместитель директора ЦРУ по разведке скрыл даже тень улыбки на своем лице. Есть! Придурок подставился. Возможно, этот скандал приведет к его отставке. А если не этот – то следующий. Но в любом случае – в ЦРУ этому придурку не место.
– Питер!
– Да, сэр.
– Вы что, заснули? Какой там следующий вопрос?
28 июля 2015 года. Северная Нигерия, неконтролируемая правительством территория. Сокото. Продолжение
Сержант не видел главного. Не видел собственной дочери. Он не мог быть уверен в том, что они вообще вышли к нужной точке, что всё это не впустую. У него был только один шанс, один-единственный. Никакой поддержки; батальон морской пехоты не высадится здесь, если он облажается. Если он промажет мимо цели, экстремисты убьют Делайлу…
– Палач, это Чарли один. Позицию занял. На улице активность.
– Держать позицию. Что они делают… черт… что они делают…
Дети!
В оптический прицел – сержант увидел, как эти ублюдки начали с улицы заводить во двор школьного здания детей. Их было много… дети.
Он не готов был стрелять в детей. Даже в детей этих…
– Палач, это Чарли один, движение, движение на улице…
Твою мать…
Со всех сторон сходились, сбегались люди, чтобы посмотреть на редкое зрелище – как заживо сжигают белых людей. У многих мужчин было оружие…
Задача стремительно становилась невыполнимой…
– Палач, это Чарли один…
– Заткнись. Отсечёте ублюдков от ворот, я беру двор на себя.
Сержант не был уверен ни в чем… вообще, это было сущим безумием. Город буквально кишел боевиками; всё, что у них было – фактор внезапности, а так же то, что африканцы довольно трусливы. Но если что-то пойдёт не так – их разорвут на части…
И тут он увидел, как вооруженные люди выводят из здания миссии еще одну женщину. И по рукам, по фигуре… которые он видел через оптический прицел винтовки, он опознал собственную дочь…
– Чарли один, это Палач. Принять готовность, тридцать секунд.
Он увидел, как с головы пленной сорвали мешок… да, это Делайла… Это она.
Рядом с ней был какой-то ублюдок, ниже неё, в очках и с приличной рожей на вид – единственная приличная рожа из всех, кто собрался на дворе миссии… не считая белых и детей. Он что-то заговорил, Делайла ответила… и тут он понял, что она смотрит в его сторону, прямо на него.
* * *
Когда с нее сорвали мешок – она просто оцепенела…
Книги – и её коллеги и друзья, привязанные к решеткам на окнах миссии. Они собираются сжечь учителей на тех книгах, по которым они учили детей…
– Видишь это, женщина?.. – сказал Исмаил, стоящий рядом. – Ты показалась мне довольно умной. И поэтому – я приказал исполнить приговор в отношении тебя в последнюю очередь. Я хочу, чтобы ты видела, женщина, что положено по шариату для тех, кто совращает мусульманских детей и делает из них безбожников. Аллах свидетель, как я хотел сделать это со всеми неверными, как тяжело и мерзко мне было жить среди неверных, пить харам, есть харам, дышать харамом! Если будет воля Его – через несколько лет мы сделаем то же самое в Лондоне…
– Будь ты проклят, урод…
И тут Делайла осеклась. Потому что она увидела краем глаза мимолетную вспышку света на крыше высотного дома. Американка и дочь морского пехотинца, она сразу поняла, что это значит – то, что на крыше дома залег снайпер.
* * *
Боевик, который держал Делайлу, был от неё ближе всего, – потому он и умер первым. Пуля попала ему в позвоночник – и он рухнул на землю, увлекая за собой пленную американку. А через долю секунды – умер и Исмаил, верхушка его головы разлетелась на части – и заляпанные кровью очки разлетелись на две части и отлетели на несколько метров. А третьим – умер боевик, стоящий у канистр с бензином, он тяжело упал вперед на эти канистры и закрыл их собой и теперь – поджечь заложников было не так-то просто…
Сержант открыл беглый огонь по двору, поражая цель за целью. Небольшое, нетипичное для снайпера расстояние, чрезвычайно ёмкий магазин, подходящий прицел с большим углом зрения и глушитель и скученность целей на небольшом участке дали ему возможность вести шквальный огонь со скоростью больше, чем выстрел в секунду. Нигде, ни в Ираке, ни в Афганистане ему не дали бы так действовать – но тут он был один и он был в своем праве. Малочисленность спасательной команды вполне компенсировалась подходящим оружием, решительностью и жестокостью. Единственным шансом для боевиков было метнуться вперед, под защиту кирпичной ограды, которую не могли пробить пули – но никто не воспользовался этим шансом. Боевики с криками заметались по двору, падая как колосья под серпом. Кто-то открыл огонь – но попал только по своим, кто-то – споткнулся о тело и упал. Кто был ближе к дверям миссии – в панике бросился на улицу, ни о каком организованном сопротивлении не могло быть и речи. Экстремисты просто умирали один за другим – а сержант испытывал странное удовольствие от стрельбы по ним. Он был профессионалом – таким же профессионалом, какими бывают врачи, учителя, писатели, юристы. Как и все профессионалы, он прекрасно понимал суть своей профессии – убивать – и испытывал раздражение от ограничений, которые на него накладывало командование, и которое он накладывал на себя сам, своими моральными нормами. Но теперь моральных ограничений не было – он был в своём праве, он спасал свою дочь и он вел огонь по ублюдкам, которые хотели заживо сжечь людей. Не было ни командования, ни наблюдателя – никого. Ему не надо было отвлекаться на перезарядку, на поиск цели, он вел огонь почти в максимально возможном темпе. И он понимал что, скорее всего никто и никогда еще так не стрелял и вряд ли что-либо иное сможет так полно подойти под понятие «уничтожение». Разве что гитлеровские газовые камеры.
