Ничто так не возмущало, как намек на преклонный возраст любимой женщины. Он даже эту разницу и не ощущал, а порой и вовсе казалось, что сам старше. Хотя может для восемнадцатилетней фифы Леонова была уже старушкой. А Ольге Петровне при случае стоило бы шею свернуть, даже ладони зачесались от желания обхватить шею этой мерзкой дамочки с длинным языком.
Блондинка закатила глаза, сделав еще шаг, отчего Паша выставил вперед руку с полотенцем, отступая.
— Целлюлит, растяжки, детей иметь не сможет, — отмахнулась, жадно разглядывая доступные взору участки его тела, — зачем она тебе. Я куда лучше. Моложе, почти невинна…
— А ну не подходи, — гаркнул Кенар, чувствуя поднимающееся раздражение, махнул полотенцем, — невинной ты была явно давно, потому на месте стой. Отцу своему расскажешь, какая ты там!
Глазки испуганно забели, Лиза поджала губы, складывая ручки на груди, подняв голову.
— Зови, а я скажу, ты меня сюда затащил и пытался изнасиловать! Мне поверят, я маленькая, глупая, повелась на твое обаяние.
Кенар отступил еще на шаг, нащупав ручку двери ванной комнаты, и усмехнулся, разглядывая напряженно стоящую девицу. Любовь к нему видимо выветрилась из головы в миг. А может это желание заполучить что-то в свое пользование. Мотивы не совсем ясны. В любовь с первого взгляда в себя любимого не верил. Можно повестись на лицо, можно на тело, но влюбляешься уж точно не в эти качества. Скорее они приятный бонус. Уж точно Лиза его не знала. Не могла, да и не пыталась.
— Тогда удачи в отращивании носа, маленькая вруша, — хмыкнул Канарейкин, выскакивая за дверь, захлопывая следом, пока та соображала, что к чему. Послышался визг и стук маленьких кулачков по ту сторону, а сам Паша повернул замок, прислоняясь к ней спиной с закрытыми глазами, выдыхая.
— Выпусти меня немедленно! Я всем расскажу, что ты меня домогался, слышишь? Паша-а-а! — заревела девчонка, а Кенар сглотнул, открывая глаза и замирая. Напротив, перед ним стояла озадаченная Кира, разглядывающая его полуголого, а затем перевела взор янтарных глаз на дверь ванной комнаты. На какие-то мгновения в голове образовалась каша, а язык, обычно такой словоохотливый, примерз к нёбу. Усилием воли, разжимая челюсти, Паша ляпнул первое, что пришло в голову:
— Как мужчина, которого едва не изнасиловала психованная фанатка в ванной, я имею право подать в суд, и присоединится к движению MeToo?
Сам себе чуть пинка не дал за глупость прозвучавшего в спальне вопроса. Озадаченный Сникерс пялился на них с кровати, помахивая пушистым хвостом, девица продолжала долбить в двери, сыпя угрозами, а вот Кира по-прежнему молчала. И задумчиво смотрела.
— Кира?
Голос хриплый, встревоженный.
— Тебя на минуту нельзя одного оставить, Паша, — как-то горестно выдохнула девушка, качая головой, отчего даже сам бесстрашный Канарейкин перетрухнул, слыша сожаление в ее спокойном голосе, который так ненавидел в подобных ситуациях. Сердце пропустило удар, а затем Леонова нахмурилась, положив руки на пояс. Она снова посмотрела на дверь, затем на него. Ее обвиняющий взор заставил вздрогнуть. — Это все твоя шлюшья аура!
— Чего-о?! Да я тут жертва! — возмутился Канарейкин, но с души свалился огромный камень. Улыбка, противоречащая строгому взгляду и уже не так важно, что за спиной долбится в дверь какая-то психичка.
— Хештег в инстаграме не забудь. Весь город сбежится поглядеть на первого мужчину. Публично заявившего о домогательствах в России со стороны женщины, — хмыкнула Кира, качая головой, а сам Паша довольно улыбнулся, раскидывая руки.
— Сюда иди, я вообще-то тебя ждал, а прибежала эта.
Девушка фыркнула, но объятия шагнула. Кофточка мгновенно намокла от капель не высохшей воды. Она покосилась на полотенце в его руках, хохотнув.
— Полотенчиком отбивался?
— Дрался за свою честь, как лев!
— Бедный ты, мой бедный… чуть девственности не лишился.
— Да ты что, себя для тебя берег, не мог отдаться на поруки развратной девы. Я не такой!
— Сказал парень, устроивший оргию в клубе.
— Это Ярик, хватит на меня наговаривать.
— А давай-ка вспомним Сефору…
— Кира!
— Да, милый? — хитрый взор и новый долбеж, отчего Леонова поморщилась, — знаешь, хорошо бы ее отсюда убрать.
— Пусть в ванне сидит. Сдадим ее полиции, я расскажу им слезливую историю, пущу скупую мужскую слезу….
— Канарейкин, вот ты все же такая птица болтливая!
Глава 22 — Бомба замедленного действия
Отношения — игра в сапёра без страховки. Хорошо, хорошо, а затем раз и взрыв.
За все время, что Кира с Пашей провели вместе, девушке все время казалось, что где-то в бескрайнем поле их любви находится мина, на которую она обязательно наступит. Возможно всего лишь домыслы, накрывающие лавиной сознание в минуты уединения с самой собой, но ничего поделать с собой не могла.
— Что ты думаешь насчет Ники с Алиной?
Осторожный вопрос, тихий голос и, неожиданно наступившая на кухне тишина, до противного звона в ушах заполонили пространство вокруг. Словно с вышки рухнула на самую глубину темных вод, пытаясь выбраться — барахталась, но продолжала тонуть. Паша моргнул пару раз, застыв с поднесенной к губам кружкой чая, напряженно глядя на замершую в ожидании ответа Киру. На лице появилось озадаченное выражение, сменившееся легким недоумением, а сам мужчина осторожно спросил:
— Ты к чему это?
Кира пожала плечами, поворачиваясь к оставленному на доске огурцу для будущего тоста, принимаясь нарезать его аккуратными дольками, красиво раскладывая на хлебцах смазанных творожным сыром. После таких сытных выходных. Хотелось чего-то более лёгкого, потому сейчас девушка устраивала себе самый настоящий полезный завтрак. Или занимала руки, чтобы не дрожали при разговоре.
— Просто, любопытно, — отозвалась, разложив все по тарелкам, и двинулась к обеденному столу, усаживаясь рядом с Кенаром на соседний стул. — Вы играли вчера, мне казалось, тебе понравилось общение с девочками… — замолчала, когда Паша поморщился, передергивая плечами, с громким стуком отставляя новенькую, подаренную совсем недавно кружку. К еде даже не притронулся, прищуривая глаза на стушевавшуюся Леонову.
— Если я с ними и общался, то только из вежливой необходимости, — раздраженно ответил, поднимаясь.
— Мне казалось это отличный опыт. Ну, на будущее, — вновь подняла взгляд, в ожидании ответа. Знала, что рисковала нарваться на недовольство, даже гнев, но рискнула. Как бы себя не убеждала все эти дни, однако в словах Ольги Петровны был смысл. И не только в ее словах, сама чувствовала, что этот вопрос стоит уточнить. Вот только никак не ожидала, что за секунду накроет всплеском эмоций, которые промелькнули хороводом, выдавая целую гамму: от отвращения до ярости.
