Потому что вся ее ревность, все глупые страхи. Лишь мысли, питаемые собственной неуверенностью. Окончательная точка в собственных выводах. Ведь пока она с ума сходила от ревности, оказывается, кто-то также завидовал ей. Люди так любят себя жалеть, что не могут осознать самый важный факт — зависть и злоба лишь признак слабости. Никогда они не будут хорошими советчиками на жизненном пути.
— Кира, я была о тебе лучшего мнения!
— Какой кошмар, Леонова, такая двуличная, — слышалось со всех сторон, да только сама девушка лишь улыбнулась, невольно рассмеявшись. Замолкли все, даже директор приоткрыл дверь, выглядывая наружу немного.
А она смеялась. Громко, весело и так звонко, качая головой на все слова, летящие в ее сторону, утирая слезы, пока не успокоилась окончательно, заглядывая в зареванное лицо брюнетки, стоящей напротив, усмехаясь.
— Дура ты, Алина, — произнесла громко, четко, продолжая улыбаться. — Никогда Паша твоим не был. Ничего тебе не обещал. И одноразовая встреча, не подпись документов на долгосрочные отношения. Знаешь почему?
Очередной всхлип и гробовая тишина.
— Потому что Паша Канарейкин всегда держит слово. Если он сказал, что любить, то и будет делать это до конца дней своих.
Почти каждая женщина, мечтает быть единственной в сердце мужчины. Она искренне уверяет себя, что уж она-то исправит бабника, вылечит наркомана, спасет алкоголика, своими нежными руками, заботой и терпением воспитает из солдата генерала.
Да только все они забывают, что они не дети. Никого не надо воспитывать, не нужно нянчить или пытаться переделать под себя. Ведь мужчины, как и женщины, вполне сами способны жить так, как им хочется. Мужик не теленок, на поводке за забор не увести, если не захочет.
Потому разглядывая эту свору, Кира в сотый раз возблагодарила товарищ случай за тот момент, когда она решилась зарегистрироваться в Тиндере, благодаря которому нашла сначала хорошего соседа, затем друга, а после любящего мужчину.
Проблемы, с которым, они обязательно преодолеют. Хотя, Алиночку она ему обязательно припомнит. Как-нибудь, потом. При случае.
— Леонова! — голос начальника ворвался в мысли, а сама девушка повернулась к мужчине, вскинув брови. — Можешь не надеяться на спокойную жизнь! Я тебя так ославлю, во всем городе, нет, стране работу найти не сможешь!
Втянула носом воздух, собравшись послать руководителя, теперь уже к счастью бывшего, куда подальше, но внезапно в помещение ворвался Канарейкин. Злой, взъерошенный, однако по-прежнему дьявольски очаровательный, умудрившийся собрать сотни восхищенных взоров на себя любимого. А Кира выдохнула, слыша стук собственного сердца. И сколько времени не пройдет, наверное, всегда что-то внутри будет сдавливать от невероятного чувства того, что этот мужчина принадлежит ей одной. Что явился за ней, сейчас решительно шагая в их сторону. В глазах зеленых суровый приговор, кулаки сжаты, зато сама Леонова уже прикидывала, какие у них будут красивые дети.
До тех пор, пока кулак Паши не встретился с носом Валерия Вячеславовича с неприятным хрустом, отбрасывая того внутрь кабинета. Народ ахнул, а Кира отмерла, вернувшись из мечтаний, возмутившись:
— Кенар!
— Лёвушка, погоди пять минут, лады? Сейчас я твоему начальнику еб*льник разобью и поговорим, — услышала, когда дверь закрывал с громким стуком, заорав оттуда так, что чуть штукатурка с потолка не посыпалась:
— Значит, гнида, нравится женщин унижать?!
Звуки ударов, визги, шум сдвигаемой мебели.
— Эй, жирный боров, не такой смелый уже? А когда невесте моей мозги выносил, мужиком себя чувствовал?!
— Чего стоите? — возмутилась Вера Владимировна, кудахча, тыкая пальцем в дверь и глядя на мужчин, толпящихся в небольшом пространстве приемной. — Сделайте что-нибудь!
Костик бросил взор на Киру, затем на ребят, а после мотнул головой, отмахиваясь.
— Это чисто мужские разборки. Сами как-нибудь решат.
— Кира! Он же убьет нашего начальника! — взвизгнула Настя, отпуская успокоившуюся Алину. — Сделай что-нибудь, кто нам деньги платить будет?!
Закатила глаза, фыркая словно кошка, затем шагнула к двери, аккуратно постучав, на затылке ощущаю пристальные взгляды. Опять грохот и рявканье Павла:
— Занято! — и снова вопрос, — где твои яйца, недоносок? Жиром передавило, козлина?!
Леонова прищурилась, постучав настойчивее, в этот раз крикнув:
— Кенар!
Снова шум, правда, уже не такой громкий, шаги и дверь чуть приоткрылась. Из нее высунулась голова потрепанного Паши, с губой разбитой с другой стороны. По большей части сошедшие синяки вдруг стали заметны на фоне нового на скуле. Из глубины раздался стон, а Канарейкин, повернувшись, рыкнул:
— Сидеть тихо!
И снова посмотрел на Киру, навалившись на препятствие между ними, мешавшее девушке попасть внутрь.
— Львеночек?
Тоном таким произнес, что она растаяла, на миг, забыв, зачем стучалась. Пришлось даже головой тряхнуть, дабы вернутся в равновесие, строго взглянув в это наглое лицо, с хитрой, почти лисьей улыбочкой.
— Канарейкин, на выход! — четко произнесла, глядя в любимые глаза, сверкнувшие от радости. Он взор опустил в район ее декольте, где виднелась подаренная им подвеска. Да собственно, там и остался, начисто позабыв о начальнике девушки. — И нечего туда смотреть! — добавила, погрозив указательным пальцем, который Паша ловко перехватил в свою руку, улыбаясь и притягивая к себе, чуть касаясь губами, вызывая приятную дрожь, да томление внизу живота.
Смотрели друг друга, словно налюбоваться не могли, пока их голос из глубин не прервал.
— Я в суд подам!
Улыбка сползла с Пашиных губ, а сам он недовольно засопел.
— Погоди пару минут, сейчас проблему решу, — отпустил ее руку, развернув спиной, чуть шлепнув по заднице, ошарашив, и захлопнул двери. Пока соображала, что бы такого ему сказать о поведении наглом, быстро в два счета утихомирил скулящего Валерия Вячеславовича, выходя наружу, оглядывая застывших точно суслики, сотрудников, рыкнув:
— Брысь!
Секунда — все разбежались по рабочим местам, оставив в приемной лишь Киру, самого Павла и стоящую Алину. Даже Настя пробормотала что-то насчет кофе посреди тяжелого трудового дня. Перехватив взвизгнувшую девушку поперек, поднял на руки, заставляя обвить свою шею руками.
— Кенар блин! — возмутилась, а сама предвкушено сверкнула взглядом, утыкая носом в шею, чувствуя любимый аромат леса, проведя кончиком носа до шеи, прихватив мочку уха зубами, прекрасно зная, какие сейчас в нем будит эмоции.
— Кира, — прорычал Паша, удобнее устраивая на руках.
— Мур, — отозвалась, нагло улыбаясь.
Собрался уже выйти со своей ношей, но тут брюнетка, откуда не возьмись с потекшей косметикой на лице дорогу перегородила, глядя на него умоляющим взором, отчаянно хлопая ресницами. Словно взлететь пытается над полом.
