— А чего крылышки отцепил, попугай Ара? — потянула Наташа ехидным голосом за спиной купидона, заставив его вздрогнуть и прерывая эту милую беседу, свалившись, как обух на голову несчастных, глупеньких муз, влюбленными глазами, смотрящими на Лаврова. — Бабы с ними хуже клеятся на любовную магию твоих стрел, пугало ванильное?
Гордей резко обернулся, едва не расплескав шампанское, сверкнув серыми глазами и проигнорировав возмущение его недавних собеседниц, расплылся в хищной улыбке, отчего Наташа даже засомневалась. Выглядел он уж больно радостно, а осмотрел так и вовсе как-то подозрительно долго.
— Таракан, ты пришла. Где мои поздравления, поцелуи в губы, вещания на ухо, что я стал еще краше в свои 26? — чересчур радостно поинтересовался купидон, надуваясь от важности собственной значимости. Он окинула ее вновь палящим взором, и в серых глазах зажегся огонечек ехидства и еще чего-то. Явно недоброго.
— Платье смотрю, натянула выше колен, туфли нацепила, накрасилась, пакли свои в порядок привела. Это все мне? А бантик где?
Наташа закатила глаза и пожалела, что сумочку не взяла, так можно было бы его огреть по голове. Впрочем, она же не планировала оставаться надолго. Так, придти, обрадовать новостью и исчезнуть в закате океана, как русалка, обратившаяся в пену.
— Гордей, Наташа говорит, подстрелил ее подопечную, похоже, злится, — подала голос одна из муз, Валерия, ревниво сузив свои глаза с длинными наращенными ресницами, надув пухлые губы, которые явно еще при жизни хирург исправлял, как и многое другое. Рядом, вторя этой музе для будущих революционеров, поддакнула Фаина, муза режиссеров отечественного кинематографа.
— Наташка, не порть праздник, Гордей сегодня именинник. Хоть сегодня не приставай со своими глупостями, — фыркнула она, сверкая глазами и притопывая недовольно ножкой. Наташа лениво оглядела ее цветастый кричащий наряд и вздохнула:
— Фая, вот тебе бы лучше молчать. Особенно в таком наряде, а то глядя на тебя — не удивительно, что с российским кино все так печально!
Гордей подавился шампанским, в попытке замаскировать смех, а Фаина резко распахнула большой рот, щедро накрашенный оранжевой помадой и это в тон кричаще розового платья-то и зашипела получше любой гадюки.
— Стерва ты, Тараканова! Поэтому с тобой никто и не общается!
Наташа проводила их взглядом, когда музы гордо удалились, не забыв на прощание клюнуть каждая Гордея в щеку, оставляя разноцветные следы от помады и хмыкнув, подняла бокал им вслед, который успела стянуть по дороге с подноса у официанта.
— Вот века идут, Рай, Ад, Земля стоит, а даже в небесной канцелярии некоторые бабы и после смерти не меняются!
Она уже было пригубила из бокала, как поняла, что он словно по мановению волшебной палочки исчез. Гордей ловко поставил бокалы, свой и Натальи, на ближайший столик, шагнув вновь к возмущенной девушке.
— Ты что, крылатый, делаешь? — удивилась она, когда купидон ловко перехватил ее за руку, притягивая ближе к себе и таща за собой в середину зала, где разливалась какая-то скучная, инструментальная музыка. Кажется, заунывно пел на заднем фоне церковный хор.
— Пошли танцевать, Таракан, я соскучился, — беспечно улыбнулся он, обнимая одной рукой ее талию, а пальцы второй, сплетая со своими, не спеша, двигаясь под заунывный ритм. Медленно, чувственно и тоскливо.
— Я сейчас усну.
Он склонил голову ниже, обжигая дыханием ухо, чуть шевеля волосы.
— Ипполина Матвиенко любит торжество в классическом стиле.
— Оно и видно, — фыркнула Наташа, слыша, как вновь заиграла музыка, — почему мы пляшем под похоронный марш?
— Поминаем мой праздник в узком дружеском кругу с блэкджеком и шлюхами, — хохотнул купидон, чуть крепче сжимая руку на талии девушки, прижавшись щекой к ее волосам.
— Гордей, ты же приличный мальчик, какой блэкджек, какие шлюхи? Только покой, сон и утренняя пробежка по облачкам в пять утра, — хмыкнула Наташа, наслаждаясь этими минутами. Может музы рядом с ним тоже чувствуют такой покой? Вон даже в сон потянуло, мимо проплыл с важным видом какой-то черт, перестукивая копытцами по полу и ворча что-то о нудных праздниках да большом количестве белого.
— И овощной смузи?
Наташа рассеянно кивнула, пробормотав, стараясь подавить зевоту.
— И овощной смузи. С амброзией из райского сада, — она почти прикрыла глаза, как сильные руки чуть тряхнули ее, заставляя проснуться и отклониться назад, глядя в довольное лицо с сияющими серыми глазами.
— Где мои поздравления, женщина? — вздернул бровь Гордей, внимательно рассматривая ее лицо, отчего даже захотелось проверить, не потекла ли у нее тушь или не уплыла ли куда суперстойкая матовая помада.
— Я скинулась баллами тебе, что тебе еще нужно, троглодит? Помни, я еще не простила тебе Ивону. — притворно обиженным тоном заявила Наташа, позволяя ему удерживать себя за талию, а сама в это время обхватила руками его шею. Где-то неподалеку зашипела парочка муз и зашептались купидоны. Она кинула взгляд на покрасневшую Фаину, ставшую одного цвета со своим платьем, и показавшую ей большой палец Майю, которая тут же правда принялась вновь слушать Ипполину, не давая ей повернуться в их сторону. Она видела, как к ним спешит глава корпуса купидонов, от усердия даже где-то потерявший бабочку. А с ним двое купидонов из той малочисленной группы, которая приникала к сексуальным меньшинствам. Те самые, записавшиеся в добровольцы на шоу. Как раз вовремя.
— Но раз ты настаиваешь, — сделала вид Наташа, что ничего вокруг не видит и к удивлению Гордея, обхватила его лицо, поддаваясь вперед. Серые глаза стали больше, когда она почти коснулась его губ, но в последний момент повернула голову в бок и чмокнула его в щеку.
— Гордей! — голос Арсения Степановича заставил купидона вздрогнуть, а Наташу ловко отскочить, воспользовавшись заминкой и выпутаться из крепких рук, дожидаясь своего часа. Глава корпуса купидонов тем временем схватил руку ошарашенного Лаврова, принимаясь ее мять, сжимать и щедро трясти так, словно именно от него зависела вся жизнь и его работа. Впрочем, может и зависела. Невольные свидетели вокруг принялись оборачиваться, привлеченные громким голосом Арсения, который поправив очки, хлопнул Гордея по плечу, да так, что тот едва не присел.
— Молодец! Вот он, орел отечественной любви! Птиц, дарующий людям счастье, и благополучие. Настоящий герой своего времени. Не побоялся испытаний, выпавших на долю мировой общественности, под гнетом толерантности и равноправия! — вещал патетично, властно и одновременно как-то облегченно. Рядом скромно жались два купидона, одинаково прилизанные, накаченные, во всем обтягивающем, смотрящие исподлобья заинтересованным взглядом на Лаврова, который опасливо оглянулся и все еще непонимающе продолжал стоять, принимая поздравления.
— Вы о чем, Арсений Степанович? — выдохнул парень, и Наташа тихо хмыкнула, едва сдерживая смех.
— Как это? — удивился мужчина, озадаченно покосившись на Гордея. Который явно не понимал, в чем причина такой радости у начальства, — ты ж сам записался добровольцем на двухнедельную командировку на шоу «Новостройка 3. Построй однополую любовь». — Арсений погрозил еще больше впавшему в ступор Гордею пальцем, улыбаясь хитро, — ай-яй-яй скромняга. Настоящий рыцарь, всегда готовый придти на помощь одиноким сердцам. Вот он, истинный мужчина. Кокошников, Мамонтов, сюда! — рявкнул начальник и оба купидона радостно заулыбались, приблизившись к Гордею, который уже в ужасе начал осознавать произошедшее, открыв рот, но ему даже звука вставить не дали, когда парни подскочили резко, хватая его за руки с обеих сторон.
