— Наташа? — спросил осторожно, делая шаг вперед, но Тараканова только руку вытянула, останавливая купидона.
— Сваливаю, — резко отозвалась, не став размусоливать тему и ходить вокруг да около. Долгие пути не ее стезя, — может перебраться в номер со своей новой бабой. Или жить один, только смотри, вещи мои там остались, не вздумай куда деть — убью, — добавила заносчиво, задирая подбородок, наслаждаясь в душе его реакцией.
Сначала смятение, потом шок, затем злость. О да, не только же испытывать эти эмоции. Почему она вообще злится? У них был секс. Да, классный, но ей особо и не с чем сравнивать, но разве это повод заводится каждый раз, стоило вспомнить тот поцелуй на сцене?
— Вот как, — потянул купидон, стиснув зубы, оглядывая еще раз Наташу, — что прыгать в постель высшего демона девственницей не хотелось, а теперь отправной пункт пройден можно, и сменить любовника?
Он сложил руки на груди, а Наташа напряглась, осмысливая сказанное. Где-то снова кольнуло, будто бы это было, что? Разочарование от его слов? Она ожидала другое?
«Чтобы он остановил» — шепнуло нечто где-то в глубине сознания. Но девушка отмахнулась, невольно разозлившись.
— Не только же тебе скакать от одной девки к другой, — огрызнулась, невольно ощерившись от переизбытка собственных эмоций, захлестнувших сознание. Это было неожиданно появившийся смерч, сметающий любые доводы рассудка на несправедливые обвинения от тех, чье мнение имело значение. От тех, кто был для Наташи чем-то большим, чем просто товарищ или мимо проходящий человек. Наверное, в какой-то момент Гордей незримо пересек черту, которую она давным-давно ограничила для посторонних. Совсем незаметно этот парень влез ей под кожу, в мозги, перевернув все, а самое главное, кажется, ему удалось добраться туда, куда уже много лет был закрыт доступ для всех людей на свете.
Ее собственное сердце.
Наташа зажмурилась. Нет, любовь — зло. Она рушит жизни, превращает тебя в тряпку, убивает разум и разрушает. Любовь — это не про нее. Ей просто, кажется. Нужно побыть вдали и все пройдет, точно грипп или ОРВИ.
— Вот так просто? — как-то горько усмехнулся купидон, и Наташа распахнула глаза, пытаясь отгородиться от его эмоций, сохраняя на лице бесстрастное выражение, — не удивительно, что он тебя поймал. Мне это не удалось. Никогда не удавалось.
Наташа непонимающе посмотрела на Гордея, но он лишь отвел взгляд в сторону, не желая смотреть на нее.
— Судя по всему, ты отлично ловишь других девиц в беде, — иронично заметила Наташа. Она даже не понимала, почему они ругаются. Из-за чего. Но ведь что-то их двоих раздражало. Друг в друге или в общей сложившейся ситуации. Что-то мешало до конца понять, что же действительно им надо.
— Ссора, как в дешевом бульварном романе одной из твоих подопечных, — невесело рассмеялся вдруг Гордей, поворачиваясь к ней. В его серых глазах застыли слова, которые он не произносил, а она не могла прочесть. Или не пыталась.
— Ага, — кивнула, вздохнув, — мне просто надо сменить обстановку.
— Конечно, — кивнул, шагнув в сторону одной из дверей. Лампа над ней загорелась, а на табло высветилось «Калининград». С минуту он чего-то ждал, но затем дошел решительно, коснувшись ручки.
— Почему ты сказал, что не смог меня поймать? — вдруг спросила Наташа, чуть повернувшись на чемодане в его сторону, глядя на напряженную спину. Хотелось коснуться и одновременно не касаться, а сбежать, спрятаться от себя самой. Не вспоминать смеха и совместных шуток, поцелуев, касаний и ласк. Забыть все, исчезнуть.
— Ты не заметила? — он снова усмехнулся, но не повернулся, продолжая стоять лицом к двери. Лампочка нетерпеливо замигала.
— Что именно?
— Какая-то ерундовая ситуация с одной глупой музой и ты сбежала.
— А ты не остановил.
— А смысл есть? — задал вопрос, и Наташа задумчиво взглянула на светлый потолок, вздохнув.
— Я вообще во всем этом не вижу ни смысла, ни логики.
— Любовь существует вопреки всякой логике, — мягко ответил Гордей, поворачиваясь, и Наташа посмотрела на него долгим взглядом, а затем покачала головой.
— Я не верю в любовь.
— Я знаю. Потому и ни одна стрела никогда бы не достигла цели, твое сердце заперто, — он прислонился к двери, а Наташа слабо улыбнулась.
— Может кто-то фигово пытался? У тебя явные проблемы с глазометром, вспомни избранников моих подопечных, — пошутила Наташа, и Гордей улыбнулся в ответ. Его слова о ней и ее девственности больше ничего не значили. Ее обвинения тоже больше не имели веса. Все это лишь слова. Глупые, злые, обидные, но слова. Они растаяли как дым, а чувство недосказанности осталось. Горькое, неприятное, как противное травяное лекарство, которым тебя пичкают ради выздоровления, но оно абсолютно не помогает.
— Возможно, я не умею бороться, — отозвался Гордей. Звякнул лифт, оповещая о том, что кто-то прибыл на этаж, но Наташа продолжала смотреть на него. — Плыть по течению моя прерогатива.
— А моя — быть одиночкой. Это весело, попробуй как-нибудь, — купидон покачал головой, толкая дверь и скрываясь в потоке света как раз в тот момент, когда створки лифта распахнулись, и наружу вышел радостный Веня, как обычно в безупречном костюме с сияющей улыбкой.
— Дурно пахнет трагедией, тут что, эмо-кружок для избранных нытиков? — он принюхался и покосился на Наташу, которая сглотнула ком в горле, поднимаясь с чемодана. Дверь, через которую вышел Гордей, закрылась бесшумно.
— У меня страдания и депрессия, че пристал? — раздраженно ответила Тараканова, пнув второй чемодан так, что колесики подкатили его к удивленному демону, — помогай! Мужик ты или демон?
— Вообще-то…
— Ничего, демонам иногда тоже полезно побыть носильщиками, — фыркнула Наташа, подхватывая другой чемодан и выдвигая ручку, дабы удобнее было катить. За спиной слышалось ворчание, но ей было плевать. Она смело шагала к единственному черному лифту, среди всех белых, над которым висела табличка, где было написано: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
— И почему вы демоны, так любите пафос? — поинтересовалась Наталья, нажимая ярко-алую кнопку, и тут же послышался стон тысяч голосов страдальцев откуда-то из глубин. Жутко, если не знать, что это за место такое — Ад.
— А как иначе грешников-то пугать? — пробурчал Веня, подкатывая чемодан, — обнаглеют еще как ты!
— В вашем-то балагане понаглеешь. А вообще с порога распределительного бюро ясно, что вы тут такие же, как на Земле.
Велиал усмехнулся, шагнув за Наташей в темную кабину, и улыбнулся, нажимая на единственную кнопку, с нарисованной на ней стрелкой, указывающей вниз.
— Пойдешь ты в Ад или Рай, ты встретишь тех же людей, что тысячи лет живут на планете. Так почему все думают, что попадая в одну из божественных инстанций, они как-то изменятся вокруг тебя? Нет. Дурак никогда не станет гением, а убийца праведником. Люди сами решают, как им жить, кем становится и какие поступки совершать. Мы — всего лишь последствия, отражение вашего мира, где вы такие же люди, — он пожал плечами, а Наташа задумчиво покосилась на него, чувствуя, как потеплело в кабине, невольно подумав, что зря не одела футболку.
