— Ковальчук, че за хрень с моими фотками?!
— Ну, вот зачем ты так все быстро рассказала, я хотела поржать над тем, как Гордей пойдет нужду справлять, а за ним наблюдает его лик. Пристально так, со стенки напротив, — хохотнула Наташка, когда ошарашенный Макс, прижав к груди бутылку коньяка, шарахнулся в сторону, ткнув дрожащим пальцем в идущего на него Гордея.
— Ж-живой! Ребята, он снова с нами, воскрес точно сын Господень!
Майя закатила глаза в очередной раз, даже не став комментировать подобное поведение всеми известного болтливого муза. В конце концов, за столько лет пора бы перестать удивляться закидонам Максима. А вот сам Лавров так не думал, обойдя сдвинутые столы, которые буквально ломились от еды и напитков, он подошел ближе, возмущенно взглянув на свою фотографию, чуть сдвинул венки из ромашек и возмущенно обернулся к замершей толпе.
— Вы че тут устроили, клоуны?!
Сигнал был подан — толпа очнулась от шока. Многообразие голосов, гул нестройного хора наполнили помещение ахами и охами с каждого угла. Кто-то рвался обнять «воскресшего», кто-то, наоборот, кричал о духе, посетившем их. Или пытался ущипнуть парня за всевозможные места в попытке уточнить, правда ли это он. Может с ними лукавит Дьявол.
— Ипполина Аркадьевна, хватит тискать меня за зад, так не проверяют пульс, — раздраженно огрызался Лавров, пытаясь убраться подальше от воодушевленной надзирательницы за моральным поведением в Канцелярии. Женщина поджимала тонкие губы и вновь тянула руки.
— Нет уж, я должна убедиться! — вздыхала она, томно прижимаясь к парню, — ах, Гордеюшка, мы так скучали!
— Горди ты живой!
— Идиот, тут все неживые!
— Ну, почти живой!
— О Горди, ты пришел, ты вернулся! — с пола подскочила Валерия, расталкивая стоящий рядом люд локтями, пробираясь к объекту своей страсти. Пихнув одну из муз, Катю, девушка с разбега прыгнула прямо на шею парня, попытавшись его поцеловать, как ее тут же оттолкнули визжащие девушки из общества РНМ (Радикально Настроенных Муз), хватая Лаврова за руки и пытаясь перетянуть парня, каждая на себя.
— Лавров, хорошо, что пришел, ты нам срочно нужен!
— Нам надо писать речь к собранию, а только ты умеешь это делать, — запыхавшись, пробормотала Валентина Каталкина, тряся парня за грудки, и отчаянно заглядывая в его округлившиеся глаза.
— Да! Помнишь, ты обещал проверить наши отчеты!
— Ооо, отчеты, — тут же встрепенулся кто-то из купидонов, — точно, Горди помоги с отчетом!
— И мне с ревизией!
— А у меня инвентаризация, мне надо считать, а я не умею. Все что после десяти для меня высшая математика! — взвыл Владлен, хватаясь за голову.
— Горди! Горди! Горди, нам тоже помоги-и-и, у нас ЧП! — взвыли одинаково тоненькими голосами Кокошкин и Мамаев, преданно сверкая глазами на парня.
— Гордей!
— Лавруша!
— Лавр!
— Горди!
— Братюня!
— Хвати-и-ит! — заорал купидон так, что все резко замолкли. Он зло оглядел обращенные к нему лица, искренне недоумевая, почему вообще когда-то помогал этим людям, — я больше ни за кого, ничего делать не буду! — твердо и, делая акцент на каждом слове, проговорил. В наступившей тишине даже птички опасались лишний раз раскрыть клювы, а изумленные взоры только провожали его до самого выхода из ресторана, куда и направился Лавров, чеканя каждый шаг.
— С облачка, что ли навернулся? — озадаченно почесав макушку Ковальчук, чьи слова прозвучали в образовавшемся вакууме точно гром среди ясного неба.
А Гордей шагал к себе и думал. Неужели за все время в Канцелярии все рассматривали его исключительно, как способ перебросить на него свои обязанности? С момента появления здесь, он только и делал, что решал чужие проблемы. Не потому, что хотел что-то получить взамен, а скорее чтобы заполнить тоску. Во всяком случае, так было в самом начале. Лавров хватался за любую просьбу и любое пожелание, погружался в задачи, которые даже не были его, а порой и вовсе отвечал за чужие проступки. Долгое время такое состояние помогало отвлечься от мыслей о семье и жизни, оставленной на Земле. Наташа называла это бесхребетностью и слабоволием. Наверное, она в очередной раз была права. Он даже ей пытался помогать, особенно на первых порах, пусть и не всегда в открытую. Веселое противостояние сменилось озабоченностью ее делами, о чем Тараканова даже не подозревала, виня его за сорванные планы очередных писательниц, когда они влюблялись, и порой рассказывая за чаем, в моменты, когда они не спорили, о своих горестях и радостях на работе музы. И он слушал, снова и снова заполнял себя чужими эмоциями.
Когда он влюбился — стало иначе. Его желание помогать, не было попыткой стать всемирным альтруистом, не было чем-то, способным заполнить пустоту. Он хотел облегчить Наташе ее существование в этом пограничном небесном мире, а может и себе, как бы эгоистично это не звучало, но Гордей не хотел потерять еще кого-то столь близкого ему.
Ведь если бы Наташа ушла в Ад, чтобы тогда с ним стало?
Рухнув спиной на мягкую кровать, в их личном номере парень уставился в потолок и застонал, закрывая ладонями лицо. В образе Господа Бога на него смотрел он сам, узнаваемые черты, те же светлые волосы. Хоть прямо сейчас бери и отображай эту картину на иконах.
— Ну что, хороший мальчик? Нервы сдали?
Ехидный голос его личной головной боли и одновременно самой большой любви заставил повернуть голову в сторону дверного проема, где прислонившись к косяку на него, насмешливо смотрела Тараканова, сложившая руки на груди. Ее короткая футболка чуть задралась, обнажая полоску белой кожи на животе, именно на ней и остановился взгляд Гордея, а затем прошелся выше к губам, которые так любил целовать до самых красивых в мире глаз.
— Давай, можешь сказать, что я главный лопух всей Небесной Канцелярии и меня все только используют, — он тяжело вздохнул, вновь посмотрев в потолок. Тихие шаги и кровать мягко прогнулась под весом девушки, а затем ее голова закрыла ему обзор. Глаза в глаза и лишь светлые волосы вуалью закрывающие их от всего мира.
— Лопух, что еще тут говорить. Не надо же повторять мою любимую фразу? — хмыкнула Тараканова, устроившись рядом с ним и тоже смотря на представшую перед глазами картину святого Гордея. В то время, как парень рассматривал ее профиль, она смотрела на потолок, заложив руку за голову.
— Ты же говорила? — спросил, хотя и сам знал ответ. Девушка повернулась к нему, усмехаясь одними губами.
— Именно так. Ведь я же говорила, — растягивая слова, произнесла она, убирая руку и протягивая ее к лицу купидона, чуть касаясь пальцами его щеки, осторожно устраиваясь на боку.
Пальцы Гордея ловко перехватили тонкое запястье, большой палец осторожно поглаживал мягкую кожу, а он сам приблизил свои губы к ее мягким губам, касаясь их в едва ощутимом поцелуе. Секунда, нежные прикосновения, точно легкая вибрация крыльев бабочки и все мысли ушли на задний план. О том, что надо бы поговорить о возвращении на Землю, о ребятах, которые наверняка не поверили в его реакцию. Ведь известно, стоит раз всех посадить на шею, потом уже не сбросишь. Вообще обо всем. Это стало таким неважным, а вот шелк светлых длинных волос между пальцами, нежная кожа и тонкий, едва ощутимый цветочный аромат шампуня, сладость поцелуя да тихие вздохи девушки были на первом месте.
