Гордей слабо улыбнулся, поддаваясь порыву, все еще не понимая, почему заднице так холодно, штаны мокрые, черепная коробка трещин по швам, а мозги готовы выпрыгнуть через уши. Просто приподнялся, осторожно, стараясь не особо перенапрягаться, поддаваясь порыву коснуться манящего рта, привлекающего алым цветом. Хотя ведь не любил потом отстирывать помаду с рубашек, даже стирать с кожи, но почему-то в этот раз было жизненно необходимым коснуться губ возлюбленной. Как сделать глоток воды, которой, кстати, не дождался.
— Светка, — блаженно выдохнул, прикрывая веки, чувствуя легкий аромат каких-то фруктов, особенно четко ощущалась клубника. Да так, что хотелось попробовать сочную мякоть. Приблизился больше, практически касаясь, краем глаза заметив. Как расширились зрачки, а затем хлесткий удар по лицу выбил начисто из него туман, рассеянность и мираж любимой невесты, являя собственным очам разъяренную блондинку, врезавшей ему дизайнерской сумочкой прямо лицу.
— Мудазвон! — рявкнула так, что голова снова загудела, а сам Лавров с трудом сел, обхватывая многострадальную думающую часть своего тела руками, понимая, что лежал он на снегу под балконом одной из жилых многоэтажек родного района, а рядом валяется огромная, явно упавшая с крыши, сосулька. Судя по огромной шишке, она же вырубила Гордея, когда тот остановился за справлением нужды. Взор упал на расстегнутую ширинку, с опозданием пришло осознание собственной никчемности и абсурдности ситуации. Быстро поправив одежду. Покачнулся, вновь пытаясь встать, а вот его спасительница или мучительница, отскочила, настороженно приподняв сумочку, разглядывая с подозрением.
— Ты зачем меня ударила? — возмутился Гордей, смущенный тем, что перепутал Свету с этой богатенькой молодой фифой, бодро скачущей на огромных шпильках по скользким дорожкам, судя по тому, как ловко она отпрыгнула от него ранее.
— А ты чего губешки свои мерзкие тянешь ко мне, нищеброд? — с презрением протянула слова, опуская сумочку, но взгляда не сводя, — не заработал еще на поцелуй со мной. Да и не Света я, тупица.
— Света тогда где? — задал глупый вопрос раньше, чем понял.
— В душе не *бу, где там твоя Светка, — фыркнула девчонка, выпрямляясь, поправляя меховой жилет на кожаной куртке. И это зимой в лютый мороз, впрочем, чему удивляться, если на ней были капроновые колготки, короткая юбка, а сама девица явно шла с вечеринки. Или собиралась на нее.
— Лучше бы трусы меховые надела, придатки застудишь, станешь еще невыносимее в климаксе, — вновь себя одернул позднее, чем ядовитые слова сорвались с языка, но уж больно раздражающей была эта богатенькая девчонка, на вид которой было лет 18–19. Мала еще, глупа, однако собственный речевой аппарат это понимать отказывался, вступая в бесполезную полемику.
— Тебя не спросила, бомжара, — отмахнулась, вытаскивая из сумочки ключи от машины, потрясая ими, — нормальные люди четырехколесный транспорт используют, а не гадят под окнами соседей. Не удивительно, что твоя Светка от тебя свалила, ты ж явно нищий, — с презрением оглядела, а Гордей закатил глаза.
— Хотя бы не на мозг!
— Это спорное утверждение.
— Сказала героиня всех анекдотов про блондинок.
— У меня в сумочке перцовый баллончик, сейчас договоришься, извращенец!
— С ума сошла? Кому ты нужна. Психованная, — шагнул в сторону, желая быстрее исчезнуть из поля зрения этой чокнутой. Вот уж точно подобные девчонки никогда у него не вызывали симпатии. Все они одним маслом мазаны.
— Ха. Смотрите, как заговорил — недавно целоваться лез, маньяк, — усмехнулась девчонка, поигрывая ключами, невольно ежась от долгого нахождения на холоде. Так ей и надо, будет знать, как шастать по улицам полуодетой. Лавров сделал шаг в сторону, но остановился, не сумев проигнорировать последнее слово.
— Сама маньячка, набрасываешься на лежачих с сумками, у тебя там, что кирпичи вообще? — возмутился, едва сдерживаясь, — голову мне пробила!
— Нет там ничего, чтобы пробивать. Пустому черепу не грозит даже принудительная трепанация, так затянется. В сумке косметичка, вообще-то, а еще расческа и прочие средства самозащиты от всяких приставучих бомжей, — она сложила руки на груди, невольно притопнув на месте, замерзая окончательно, а Гордей, хмыкая, двинулся в сторону своего дома, с трудом ориентируясь на темной улице.
— В машину иди, защитница женских прав, — крикнул, не оборачиваясь, почему-то ощущая себя чуть лучше, чем пять минут назад. Или это адреналин, ворвавшийся в кровь, так работает? Определенно эту сумасшедшую стоит поблагодарить за чувство легкости, пусть немного приглушенное болью в затылке, впрочем, не только в затылке.
— Эй!
Она окликнула его, заставляя обернуться. Уже успела добежать до забавной миниатюрной красной машинки, едва способной переползать через сугробы пары десятков сантиметров, открывая дверцу и глядя в лицо.
— Меня зовут Наташка Тараканова. Так, чтобы ты знал от кого придет повестка в суд, — вновь забавно подпрыгнула уже на двух ногам, зарываясь носом в новомодный искусственный мех своей жилетки, продолжая смотреть, но, не двигаясь с места. Даже в теплый салон не садилась.
— Гордей Лавров, — представился, делая еще шаг назад, невольно улыбаясь, — чтобы знала, кто тебе счет вышлет за лечение травм от тяжеленной котомки.
— Это сумка Шанель!
— Сумму компенсации ущерба увеличу в два раза, — хохотнул, качая головой, невольно охая от боли, а затем весело прокричал, привлекая внимание почти усевшейся в кабину девушки:
— Эй, Таракан, анекдот про блондинку хочешь?
Дверца захлопнулась, а из открывшегося окна высунулась женская конечность с идеальным маникюром, показавшая в ответ неприличный жест.
Глава 11 — Тут помню, тут не помню
— Как это я не сделал Свете предложение?
Три пары человеческих глаз и одни кошачьи уставились на Гордея в совершеннейшем изумлении от его вопроса. Толстый рыжий кот Матроскин и вовсе одарил взглядом, намекающим на несостоятельность хозяина как человека разумного. Он задумчиво помахивал обрубком обмороженного в детстве хвоста, сидя на стуле напротив парня, и периодически косился желтым взглядом на разложенную по тарелкам колбасу.
В трехкомнатной квартире родителей Лаврова, живущих в соседнем подъезде, воцарилась идеальная тишина. Тамара Олеговна помешивала в кружке с чаем сахар, Виталий Сергеевич прикидывал не вызвать ли старшему сыну неотложку, а младшая сестра Гордея — Полина — прижимала кулачок к губам, пытаясь не расхохотаться. И все на светлой просторной кухне, где они восседали всем семейным советом, когда блудный ребенок, наконец, дошел до родителей спустя пару дней после инцидента с сосулькой.
— Видимо сосуля знатно тебя приложила, братик, — хмыкнула Поля, отхлебнув чаю, хитро глядя на него, периодически морщась от температуры напитка в кружке, — забыл передать руку, сердце и печень своей вобле.
