— Кто из нас двоих еще проклятие, — обижается. Хочу ответить, но не могу. Замолкаем одновременно, будто кто-то поставил на паузу работу речевого аппарата. Первые холодные капли падают на щеку, заставляя вздрогнуть. Хотела бы отвести взгляд, но не могу. Есть только желтый тигриный взор вокруг и ничего больше, особенно, когда ближе становится, невольно заставляя приподняться на цыпочки. Объятия крепче, одна рука в волосах, а на губах привычный вкус жвачки Баблл Гам с сахарной ватой. Возможно у сладкоежек какой-то свой особенной вкус, который невероятно манит, заставляя наслаждаться каждой секундой, пока с неба льется осенний ледяной дождь, который мы не чувствуем. Или не хотим, оставаясь где-то в вакууме своих ощущений.
Ровно до той минуты, пока точно гром среди ясного неба не слышится голос Ольги Иванцовой, в одно мгновение своим ликом разрушившей всю магию момента.
— Ян?
Отскакиваю, едва не рухнув вновь на землю. Однако в этот раз мне никто не помогает, потому что Кришевский всем своим существом сейчас не подле меня, хоть физически рядом. Он рядом с той, чье печальное идеально слепленное природой красивое лицо заставляет его побледнеть.
Делаю еще шаг назад, чувствую, как сжимается внутри все уже от настоящей горечи.
— Пошла я, — выдыхаю, ожидая ответа. Бесполезно. Нет меня больше, есть только они вдвоем и что-то такое между ними, что по сей день не забыто никем из них. И всегда я буду третьей лишней на этой встрече двух влюбленных.
Разворачиваюсь, собираясь покинуть парковку, но у судьбы сегодня какое-то настроение лирическое. Потому что прямо напротив Глеб застыл, сжимающий в ярости кулаки, смотрящий в ту сторону, где застыла парочка.
«Трында, хозяйка, ща будет мясо», — слышу голос собственного мозга в голове.
Антракт — Боевые коалы на сверхзвуковой
— Глеб, ты все не так понял.
Вот эта фраза любого мужика из стадии «раздраженный баран» вводит в стадию «бешеный носорог». Так и Свиридов взревел, пролетая мимо ошарашенной меня, грозясь, вот-вот смести с пути все еще молчавшего Яна. Клянусь, только глазом успела моргнуть. С грацией кошки для такого роста Кришевский делает шаг назад, перехватывая взбешенного блондина, ловко перебрасывая через себя прямо в лужу. Брызги разлетаются во все стороны, несколько капель даже до меня долетело.
Итит. У него реально черный пояс!
— Ян! — возмущается царевна-несмеяна, кидаясь к своему трясущему головой парню. Оттряхивает испачканную куртку, помогая подняться, — не обязательно было его бить!
— Оля пусти, — рыкает этот осел, пытаясь вырваться из рук Иванцовой, зло, окидывая взглядом Кришевского, пока еще стоящего смирно. Не знаю, надолго ли. Судя по сжатым кулакам, да напряженным плечам не слишком. А этот будто с ума сошел, глазами сверкает, красивое лицо злостью искаженно. С такой ненавистью на Яна смотрит, даже мне страшно стало. Хочу сдвинуться с места, дабы головы горячие разнять, но не успеваю.
— Глеб, — пищит брюнетка, умоляю глядя на Яна. — Ян уходи, видишь, он не в себе.
— Ты же поговорить хотела, — тем не менее, отвечает наш мастер боевых искусств, с отвращением махая в сторону дернувшегося Глеба, язвительно добавляя. — Или будешь дальше этого маменькиного сынка на поводке держать? Что Свиридов, хозяйка «фу» сказала и ты у ног ее сел?!
Походу я одна ни во что не въезжаю, поскольку Глеб, вырвавшись, снова бросается на Кришевского, с явным намерением ему если не голову откусить, то хоть фонарь поставить. Вот только бесполезно это все. Новый удар, опять собой асфальт подметает. Правда, успел все же по касательной задеть Яна, разбивая ему губу.
Сплывает кровь, с шипением глядя на барахтающегося Свиридова.
— Поднимайся, соплежуй или расплачешься тут? Может мамке позвонить хочешь, а стукач?! — рявкнул Кришевский и они снова сцепляются, падая вместе. Нет, ни за что. Никаких убийств в мою смену. Я крови боюсь!
— Да сделай ты что-нибудь, чего встала?! Из-за тебя же бьются! — бросаюсь к этой цапле отмороженной, глядящей на парней широко распахнутыми глазами. Либо она в глубоком шоке, либо мозги отказали. Склоняюсь к последнему, потому как Оля не собирается мешать парням, выбивать друг из друга дух. Пока Ян поднимается, точно огромный дикий зверь, хватая за грудки Глеба и встряхивая со всей силы.
— Урод!
— Резче, утырок. Дерешься, как девчонка!
Ай, все, пора спасать ситуацию. Понимаю, что толку от принцессы нашей никакого. Она в обычные то дни, будто рыба мороженная, сейчас особенно. Искренне не понимаю, что все в ней находят. Или красота так действует?
С разбега уже отработанным движением запрыгиваю на спину Яна, не давая устроить встречу его кулака с побитым лицом Глеба, заорав на всю парковку:
— Шерхан, не ешь Маугли!
Замирают парни, Глеб до сей минуты находящийся в прострации резко очухивается, с трудом отталкивая обалдевшего Яна. Люди оглядываются, голубы улетают, а я чувствую напряженные мышцы Кришевского под своими руками. Вижу, как желваки дергаются от нервного перенапряжения. Но ничего. Не двигается. Стоит на месте, тяжело дыша, все еще занеся кулак с разбитыми костяшками.
— Слезай, — рычит сквозь зубы. Страшно, ей богу, аж до печенки пробрало, но я упрямо прижимаюсь, не давая сдвинутся, фыркая чуть дрожащим голосом:
— Щас, ага. Ты его грохнешь, как Шрам Симбу, а я потом полгорода затоплю. Не шучу, серьезно затоплю. Мировой потоп устрою, виноват ты будешь, — бред несу, но вижу, как он вслушивается. Возможно, помогает пауза, а может до него достучался мой голос, пробиваясь через пелену ярости. Вижу, как Глеб в себя приходит. С вскриком Ольга бросается к нему, осторожно касаясь лица, пока Ян морщится, будто от боли. И это не физические увечья, не, нечто иное.
— Идите, — в моем тоне слышится приказ. Впервые позволяю себе так разговаривать с людьми, но ничего не могу поделать. На Олю и смотреть не хочется, особенно, когда «спасибо», бросая последний взгляд на Кришевского, уводя шипящего, ругающегося Глеба.
И только после того, как они скрываются, позволяю себе сползти по спине парня, вставая на дрожащие ноги, чувствуя, как проходит первый шок и страх сдавливает горло.
— Панда? — слышу хриплый голос, едва могу пошевелиться, не то, что ответить.
— Ась? — пищу, от ужаса совсем голос потеряла. Разглядываю асфальт, чувствуя внезапно опустившуюся ладонь на мою макушку, вздрагивая и поднимая голову, глядя в бесконечную желтизну, заполняющую все вокруг.
— Лучше бы ты никогда мне не встречалась.
Обратно молча едем. Дождь хлещет по стеклам, дворники едва справляются, стирая бесконечно падающие капли. Настроение — отстой полный. Не хочу разговаривать, думать, привычно переругиваться. Сегодняшний случай на парковке ясно показал две простые истины, от которых я отмахивалась.
Мне давным-давно не безразличен Ян Кришевский.
