— Е-мое, Ян, это что, костюм Годзиллы? Ты где его достал вообще?
— Там еще есть платье Дейенерис Таргариен, — похвастался парень, пока я разглядывала будущие наряды на Хэллоуин. — Ты будешь матерь драконов, а я — Дрогоном. Поскольку нормального костюма драконов у нашей группы анимешников, любителей косплея с третьего курса факультета иностранных языков, нет. Пришлось одолжить Годзиллу.
— И что, прям вот взяли и одолжили? — спросила, возвращаясь на место, рассматривая невозмутимое лицо Кришевского. Ой, чует моя печень, где-то меня накалывают.
— Конечно, — кивнул невозмутимо, даже немного обидевшись на подозрения. — Ты на что намекаешь? Я вежливо попросил!
— И все остались живы с костями?
— Безусловно, — снова кивнул. Затем немного подумав, добавил:
— Сейчас как раз подсобку разгребают. Но это исключительно из желания помочь родному университету, я не просил! — пафосным голос ответил, складывая руки на руле. Я же пыталась справиться с приступом хохота. Представляю себе наш кружок любителей японщины с языкового в попытке защитить свое добро, с которым они каждую весну маршем ходят на различные праздники в честь улучшения международных отношений двух стран. Об этих шествиях каждый новичок уже знает при поступлении. И чего я сразу не подумала к ним обратиться.
— Не могу, — хохочу, выступающие слезы, вытирая рукавом кофты. — Кхал Дрого ты, а не дракон, демонище. С твоими рогами, ни одна могила не исправит.
— Предлагаешь натянуть набедренную повязку, напялить парик и идти сверкать телесами?
— Чтоб Люся с Дусей потом меня с потрохами сожрали, что я тебя у них из-под носа увела?
— Боюсь, им нынче не того, — задумчиво брякнул Ян, укладываясь на руле, сладко причмокивая, — спортзал сам себя не помоет, бордюр не покрасит. И до конца года надо провести полный учет всего архива, а там с 90-х годов конь не валялся. Так что, им теперь не до любви. Не помереть бы от рвения людям помогать!
— Кришевский, — мурчу, наклоняясь, тяня его за ворот куртки на себя, касаясь улыбающихся губ. — Ты самое настоящее чудовище.
— Я знаю.
Акт 13 — Я — Жозефина!
— А я тебе говорю, что любовное и боевое фэнтези — это разные вещи! — Жека закатил глаза, пока задумчиво пинала желтый осенний листик, фыркая на слова Аркаши.
— Да блин, сейчас одно от другого не отличить. Хотел давеча книжку почитать, а там сопли какие-то про любовь, — ответил Аркадий, пожимая плечами. — Ведь название многообещающее «Король всея Тьмы». Такую ерунду только девчонки любить могут.
— Могут, — кивнула, рассеяно проведя пальцем по крышечке стаканчика из Старбакс. — Но это не отменяет факта, что любовь у таких персонажей и не любовь вовсе, а болезненная привязанность или психологическое давление на объект страсти. Вряд ли злобный темный властелин превратился бы в сопливого розового мишку просто от того, что встретил «истинную пару». Вот «Млечный путь» Ливанского вспомни, там герой в буквальном смысле навязывает себя героине. Ломает ее, пытается подменить понятие заботы на «да я ради тебя»…
Пока парни кивали, прихлебывала остывший кофе. Хорошо, тепло, впервые за долгое время солнечный денек, пусть в ноябре. Последствия вечеринки в честь Хэллоуина (до которого мы, кстати, не доехали) валяются в виде конфетти, порванных гирлянд да плакатов, бережно собираемых дворниками. Определенно зря Ян анимешников гонял, хватило ради смеха натянуть костюмы у него дома на семейном ужине и сфотографироваться в этом безобразии. Сейчас фото украшало заставку экрана, хоть не обидно. А то у него задница коалы по-прежнему на заставке, но хотя бы не Ольга.
Не хочу признавать, но все еще ревную его, хотя за тот вечер, как и за все эти дни, ее имя ни разу не мелькнуло в разговоре. Я даже забывать начала, что Иванцова вообще существует в этой вселенной.
Один мудрый человек сказал: хуже истеричной женщины, только непроходимая дура, уверенная в своей правоте. Вот стояла я на крыльце перед университетом, с парнями, никого не трогала, а болтали о том, сем. И тут, откуда не возьмись — она.
— Вы говорите о книгах? Почему такая уверенность, что темные не могут любить. К примеру, персонаж моей новой книги — не скованная моралью убийца. Она была влюблена в мужчину и все делала ради него!
Мы дружно повернулись на взвизгливый голосок, с удивлением уставившись на тощую бледную девицу с растрепанными рыжими волосами, больше напоминавшими перевернутый горшок. Сжимая объёмную сумку, невольная свидетельница разговора поднялась по ступенькам, остановившись напротив нас, поправляя на носу круглые очки в черепаховой оправе. Я бы ее за мышь обыкновенную приняла в этой сером блеклом пуховике. Такая, девчонка из тех, с которых романы пишут, если бы не маниакальный блеск в темных глазах да судорожно сжатые ручки.
Катенька Сагальская, третьекурсница, с филологического факультета — знаменитая на весь университет личность, искренне считающая, что все вокруг просто не догоняют ее великого гения. Бесконечно обивала пороги издательств, именно по этой причине став такой знаменитостью — сюда уже приезжали редакторы, умоляя преподавателей избавить их от подобного «таланта». У нее даже ник странный в среде сетевых авторов — Жозефина Галиматье. И похоже сегодня она решила доставать других студентов.
— Я просто слабо верю в подобную любовь, — заметила осторожно, на всякий случай отодвигаясь. Ребята, видели когда-нибудь хомячка, страдающего тяжелой формой бешенства? Или может обезьянок в зоопарке, требующих внимания? Когда она подпрыгнула на месте от злости, мы едва не отшатнулись, с опаской косясь на покрывшуюся пятнами Катюшу. Аркадий принялся искать в телефоне номер неотложки, а Женя поморщился, стоило Сагальской заорать как резанной.
— Девушка! Если вы ограниченны в понимании тонкой душевной организации людей. То это лишь ваши проблемы. Господи Боже, чтобы судить о книге, ее нужно для начала прочитать! Хотя нет, вам я бы не доверила читать мои труды, явно же на лицо абсолютное не понимание! Если вы не способны написать подобное, утверждая, что это не существует — то говорит лишь о вашей глупости! Так легко расписаться в своей не начитанности — поистине нынешние люди меня пугают своей умственной несостоятельностью.
Где вот Ян, когда он нужен? Достаю смартфон, набирая лишь одно единственное слово: ХЕЛП! Меня сейчас психованная Жозефина из ближайшей клиники для душевнобольных загрызет, поддавшись своим тлетворным фантазиям, а он шастает черте где.
— Катенька, простите, но до ваших трудов, боюсь не дойду, — спокойно отвечаю, нервно поглядывая на смартфон. — Опасаюсь задеть без того оголенные нервные окончания.
— Да не читайте! Я вас и не приглашала! Может вы тоже из непопулярных авторов? — с легким чувством небрежности поинтересовалась, поправляя очки, презрительно выпячивая губу. — Определенно вы завидуете, иначе не несли бы такую чушь. Как большинство подобных, не способны оценить чье-то творчества, опираясь лишь на собственные книги в виду скудоумности ума. И где вы видите оголенные нервы? Это физически невозможно, ведь на мне не царапины.
