— Детства моего. Веня.
— Марина, тебя там Кирилл ищет, — опять мужчина, снова седой, не такой статный, красивый и подтянутый, как Марьян Бенедиктович, зато с озорным огоньком в глазах, показавшийся смутно знакомым. Уже от безнадежности Ян наклонился к стоящему рядом Грише, поинтересовавшись:
— А это кто, кузен, брат, сват или таки муж?
— Отец мужа, — махнул рукой, а я лишь глаза закатила
— Папа! — обратилась к мужчине невеста, удерживаемая толпой мужиков на месте. Вот это я понимаю, женщина она одна, а рядом такой гарем, — ведите сюда этого кретина, я рожаю!
Надо ли говорить о том, какого же было удивление врача, медбрата и водителя скорой помощи, которые застали беременную женщину в окружении четырех мужчин и парочки студентов? Нас сурово оглядели, пока медбрат помогал Марине загрузиться в машину, поинтересовавшись:
— И кто отец?
— Не мы! — открестились дружно друзья и родственники Марины Марьяновны. Врач вскинул брови, покосившись на моего парня, но только в меня вцепился, пока я судорожно пыталась сообразить, почему все никак не дает покоя отчество этой дамы. Не самый подходящий момент, но скорая помощь прибыла, а мозг отчаянно пытался откопать информацию, находясь в состоянии пережитого стресса.
— Сначала детей делают, потом в кусты?
— Нет, это родственники! — крикнула из машины Марина, заставляя работников медицины удивленно присвистнуть.
— Что все?! — поразился врач.
— А семья у нас большая, — буркнул Вениамин. Наконец, точно по волшебству, из здания вылетел тот, кого все так с упоением ждали — Кирилл Ливанский собственной персоной, бросившийся к машине на ходу застегивая зимнее пальто, поскальзываясь на замершей дорожке.
— Мужчина вы кто?!
— Отец! — взвился, пока я с открытым ртом провожала любимого писателя
— Кирилл козел! — зашипела Марина, — сумку мою взял?! Мне ее Машка с Милана привезла…
— Я тебя тоже люблю, дорогая. Я все взял, — радостно крикнул в ответ, забираясь следом за врачом. В суматохе многочисленные друзья-родственники вышеупомянутой пары принялись суетиться, ища свои автомобили, а нас оглянулся Марьян Бенедиктович, сурово кивая на Лексус.
— Поехали, пригодитесь. Потом по домам развезу.
Почему в тот момент никто из нас не сообразил, кто такая Марина, и кто Кирилл, до сих пор загадка. Может стресс, а может что-то другое. Но ведь некогда было разгадывать ребусы, тем более, что на кону стояла жизнь рожающей женщины. Зато свой автограф я получила уже в больнице, когда все успокоилось. Заодно Ливанский радостно сообщил, что в честь рождения сына назовет его Яша.
И скажу вам по секрету: все согласились на имя Яков без нареканий.
В тот сумасшедший вечер я не только столкнулась кумиром, но и услышала пару заветных слов, сказанных тихо на ушко, когда мы остались только вдвоем в темноте совместной квартиры, которую стали снимать с конца ноября. Осторожно обнимая, Ян шепнул на ушко:
— Люблю тебя.
Не знаю, видимо тоже испугался. Однако какая разница, если после этого захотелось по-настоящему взлететь на небеса?
Сейчас я смотрела в желтые глаза, улыбаясь, пока Ян не поставил меня на ноги, торжественно одевая обратно ушастую шапку на мою многострадальную голову. Затем наклонился к надувшей щеки мне, интересуясь:
— Все еще дуешься за панду?
Хорошо, что напомнил, конечно, дуюсь!
— Пфф, — фыркаю, складывая на груди руки. — Одна несчастная игрушка и ту зажал!
— Хорошо, — вдруг беспечно согласился, вызывая у меня подозрения. С чего такие щедрости. — При одном условии.
Навострила ушки, прислушиваясь, пытаясь не поддаваться искушению, пока Кришевский тянул время, с улыбкой глядя на меня. Минуты две стояла неприступной статуей, пока не выдержала, цыкнув:
— Ну?!
— Наденешь еще раз костюм коалы на Хэллоуин!
Застонала, слыша его хохот, шипя от досады. Честное слово, его прах ссыплю в горшок нашего домашнего фикуса, подаренного Женей с Аркашей в знак любви. Так его и прозвали — растение, дарующее любовь. Тьфу.
— Кришевский, — терпеливо бурчу, мрачно глядя на него. — И все-таки, ты дурак!
Конец
