Города еще не знаю, трамвая нет, в общем, не лучше Ногинска.
Комнату в стиле Полины Константиновны]
[178] мой алкоголик попытается мне найти.
За истекшие полгода вкус водки не изменился.
Не думай, что я пошел по этому пути на радостях свободы. Я за заботами почти не почувствовал ее, это был единственный способ, правда, рискованный, найти себе ночлег. Хотя погоду такую я очень люблю. Но ночевать на улице я предпочитаю в другое время.
Вообще я отвык от комфорта.
В параше розы не цветут – прошу простить за вульгарность афоризма.
Крепко тебя целую, очень беспокоюсь о Леле, что с ней? Как она? Я ей не пишу, т. к. не знаю когда [будет] она в Москве, то [клякса, нрзб.] целую. Дай ей прочесть мое письмо. Получила ли она письмо с дороги?
Сергей
21/VIII 35 г.
Милая Ресничка!
Получил твою телеграмму. Тяжело очень получилось с Лелей. Я не знаю, дошло ли до нее мое письмо. Я там писал о материальных делах. Не знаю, как обстоит дело и со всеми вещами – получены ли мои деньги из МАИ2 и сколько их. Во всяком случае, пусть она расходует, сколько ей нужно. Если кассу олицетворяешь ты, то переведи ей в Воронеж половину имеющихся денег. Я ей писал, чтобы она не стеснялась с деньгами, еще не зная о ее высылке. Ей нужно отдохнуть. Мне трудно отсюда ориентироваться в финансовой и материальной ситуации в Москве. Бесспорно одно, что нужно сделать все возможное для нее на этом поприще. Неужели она заняла позицию экономии денег для себя из тех соображений, что они «принадлежат» мне. Продана ли мебель? и проч. Очень трудно представить себе истинное положение вещей. Я ей напишу в Воронеж до востребования.
Это не вас, моя милая Генриэтта, постигла эта участь? Тогда я был бы очень доволен: во-первых, ты от меня не сбежишь, а во-вторых, ты будешь знать в следующий раз, что значит выходить замуж по любви, в-третьих…, в четвертых…
Пишу из Красноярского парка – хвалили мне его долго и упорно и, как это ни парадоксально, он действительно неплох. [Далее следует довольно длинное описание парка, могучих кедров и проч., которое мы здесь опускаем]
[179]. Могучих кедров, впрочем, я не видел.
Мне кажется, что мои письма представляются тебе надуманными. Это неверно. Может быть, они нелепы, но то, что я пишу, получается совершенно спонтанно (самопроизвольно), и по кавардаку, который наполняет мои письма, ты можешь приблизительно судить о том беспорядке, который творится у меня в голове. Приблизительно – потому что в письмах я еще сильно сдерживаю себя.
Ношу с собой курс «Детали машин», но трудно изучать его в парке, думая о тебе, не зная «сопротивления материалов» и ожидая дождя и прописки в милиции.
…Кланяюсь твоей маме, к которой всегда испытывал чувство глубокой симпатии. Передай ей, что я прошу прощения за тот переполох, который внесен мной в ваш дом.
Прилагаю мое письмо к Леле (можешь его прочесть), посылаю тебе, т. к. не знаю адреса и у меня только один конверт.
Жду от тебя писем, строю всякие выкладки, когда они должны прийти, надеюсь, завтра что-нибудь будет.
Ведь твои письма – это моя единственная пища в Красноярске. Крепко тебя обнимаю и целую, моя милая Ресничка.
До скорого свидания.
[22/VIII 35 г.]
[180]
Милая моя девочка!
Твое письмо вместе с огорчением по поводу событий с О.Э. принесло мне столько счастья, столько радости, что мне даже стыдно. Но я так люблю тебя, я так волновался, так тосковал по тебе, что ты не можешь себе представить всю мою радость, все мое счастье.
Я писал тебе с дороги о том, «как я жажду узнать, чем ты дышишь, что ты думаешь».
Милая моя Ресничка!
Будем исповедовать учение доктора Панглоса
[181].
Может быть, и правда – все к лучшему, может быть, наши невзгоды, преграды, стоящие на нашем пути, только дадут глубже почувствовать наше счастье.
Надо надеяться, что мы сумеем возвыситься над блестящим окончанием «Кандида».
Милая, дорогая Ресничка!
Я так тебя люблю, что мне хочется спеть тебе арию Мазепы.
Неужели мы скоро увидимся?! У меня хватило бы сил ползти до Москвы, чтобы увидеть тебя.
В письме, которое я не успел тебе отправить, оно в моих вещах, которые лежат в «Доме крестьянина», я писал тебе, что глупею вдали от тебя.
Поэтому не удивляйся моим письмам.
После двух часов перерыва продолжаю прозу.
Был [у] Заведующего учеб [ной] частью, взялся читать лекции по «деталям» и «узлам» в разных потоках, где с середины, где с конца. Ответ через три дня (по каким причинам – ты со свойственной тебе проницательностью догадываешься).
Обещают комнату.
На подготовку у меня будет семь дней (ну-ну!).
Чтобы преподавать детали, надо знать сопротивление материалов.
В общем, забавно.
Пишу уже с почты, надо спешить, алкоголик сидит без ботинок и ждет моего прихода.
Завтра обувная проблема будет улажена, описывать ее здесь очень длинно.
Крепко, крепко целую, моя милая Ресничка. Твой водочирикающий
Сергей
В городе нет конвертов, что задерживает отправку писем. Посылаю образец моих шахмат.
22/VIII 35 г.
Милый ты мой! Рожица ты моя!! Сколько радости!!!
И я, глупец, имел возможность в поезде перерыть весь чемодан и не догадался. Поистине я отупел.
Если б ты знала, какое счастье я нашел в одном из конвертов. Сегодня я заходил в тюрьму, где лежат почти все мои вещи, и выбирал самое необходимое (зашел же я за старыми ботинками – от новых у меня на ногах всякое безобразие), там я наткнулся на бумагу, а в ней конверты. И только сейчас, «дома», в одном конверте я нашел твою рожицу
[182].
