Если же я даю тебе много поручений, то ты можешь с совершенно спокойной совестью не выполнять их. Теперь о чувствах.
Что касается утраченной наивности, то не ищи ее, выяснилось, что она у меня, как клешня у рака или хвост у ящерицы: оторвут – вырастает новая (регенерация).
J моем вдохновении беспокоиться тоже нечего – оно сейчас, судя по времени, сидит на службе и скоро придет ко мне.
Что касается моего терпения, то в Москве я его оставил много, но все в таких местах, где тебе не собрать его. У меня осталось очень мало – имей это в виду.
По случаю сейчас очень легко достать… впрочем, не надо. Радости, восторги, нежности – все это у меня есть в изобилии, но это упаковано и отпирается только серебряной ресничкой.
Обязательно, ради бога, не забудь привезти взаимность. Когда я был еще на свободе, то ее было много. Если она на исходе, то ее можно собрать: в Серебряном Бору, в Глуховке, за Сокольниками (только осторожней, там крапива), в Черемушках, и в самой Москве ее было немало – она страшно легко расцветала даже на камнях, даже морозной ночью на белом снегу.
Помнишь большую ледяную сосульку, которую кто-то стащил?
…Я задумался о прошлом – неужели еще такое счастье предстоит впереди?!
Я верил и верю в него. Это был и остался мой единственный стимул. Без него я могу спокойно сказать, глядя на свое будущее: Пьеса дрянь! – и опустить занавес.
6/IX 35 г.
Милая Ресничка!
У меня есть к тебе просьба, выполнение (мимо окон пронесли поросенка – он чем-то явно недоволен) которой меня волнует. Остальные просьбы, совершенно серьезно, меня крайне мало беспокоят.
Мне нужны книги по биологии, но не описательные – номенклатурные – «конструктивные», а книги, где освещаются законы развития организмов. Дарвина я достану и здесь, но он, конечно, очень устарел. Я уверен, что должны быть книжки, где все эти вопросы освещаются с той высоты, на которой находится естествознание сегодня. Только не популярщина!
Кроме того, современные книги о клетках.
Для этого, по-моему, можно зайти в МГУ к какому-нибудь профессору и с ним посоветоваться. Культурный и грамотный человек хочет заняться указанными вопросами, но не дилетантски. Я думаю, что любой профессор с удовольствием пойдет навстречу и укажет целый список книг.
Кроме того, меня интересует курс, только солидный, «Исторической геологии» (такая есть), боюсь, правда, что тебе это будет обременительно, принимая во внимание, что на службе у тебя сейчас много работы.
Всю ночь шел дождь и продолжается сейчас. Слякоть на улице изрядная.
Читал вчера «Зависть», воспринимаю иначе – замечательно, талантливо написано.
Сейчас пойду месить грязь в поисках за духовной пищей. Может быть, на почте есть твое заказное письмо от 27-го, а может быть, и еще от 29-го.
Ну пока, мой милый и любимый, крепко-крепко тебя целую.
Твой Сергей
Приписываю на ходу, на почте. Письмо заказное получил. Завтра напишу еще. Крепко целую. «Целую».
С.
7/IX 35 г. Утро
Ночью опять шел дождь, небо совершенно серое, мои надежды на хороший день рухнули.
Ты чувствуешь, как моя жизнь стандартизовалась? Ты уже знаешь, что я сейчас пойду на почту.
Сегодня я мало надеюсь что-либо получить от тебя. Пошел дождь, иду на почту.
Почта.
Как я и предвидел, писем нет (не пришли за утро). Звонил на Красмашстрой – директор еще не приехал. Тоскливо очень.
Милая моя Ресничка, крепко целую и все время думаю о тебе. Завтра напишу еще.
Твой Водочирикающий. Помнишь ли ты, как создалось это слово.
Целую. С.
8/IX
Всю ночь шел дождь – хозяйка утверждает, что сегодня особенно грязно. Здесь ботинки с калошами не выдерживают критики – нужны сапоги. Рыночная цена сапог здесь мало чем отличается от московской – рублей 200–250. Но все нужно дожидаться разрешения служебной проблемы.
Я, кажется, не писал тебе, как провожу вечера. Здесь одна лампочка на две комнаты, дверей нет, как у Полины Константиновны, и лампочка висит как раз на месте дверей. Поэтому читать довольно темно – устают глаза. Я вообще стараюсь раньше ложиться, часов в 10 или 11.
Часто играем в карты – умственное развлечение – преферанс. Самое неприятное то, что я выигрываю (это не к добру!), иногда даже по 35 к. в вечер. Впрочем, мы не расплачиваемся.
Я стал суеверен. Задумываюсь над значением снов и прочей чепухой.
Причины я тебе уже изъяснял – полное одиночество на протяжении более полугода. И главное – я глупею вдали от тебя.
Я живу на этой «квартире» уже 20 суток! А предполагал переночевать 2–3 ночи, не больше.
Скоро ли я уеду отсюда? Скоро ли я увижу тебя?
Во мне иногда закипает какое-то особенное желание видеть тебя, особенно яркое чувство к тебе, но карандаш бессилен.
Я второй день мучаюсь – не могу вспомнить, как ты смеешься, – зрительно я ночью ясно восстановил твое лицо во время смеха, а как он звучит – не знаю.
Я как-то долго, несколько дней, мучился, не мог себе представить твоего лица. Твою маму, брата, Лику – всех представлял себе совершенно ясно, а ты как бы не в фокусе. Я мысленно наряжал тебя в разные платья, ставил тебя в группу людей и т. д. И наконец вспомнил твой профиль, когда ты в своем черном платье.
Милая ты моя, крепко и нежно тебя целую. Иду в город.
«Последние известия» Директора еще нет. Писем тоже.
Целую крепко-крепко.
Твой Сергей
Почта. 9/IX
Получил твое спешное письмо от 31-го. На Красмашстрой еще не дозвонился.
Не понимаю, почему у тебя еще нет на руках диплома, ведь ты на службе сейчас, согласно всех правил и законов? По-моему, его должны немедленно выдать.
Получил от Лели открытку, довольно мрачную, от 27-го августа.
Положение и настроение у ней тяжелое.
Письма ты посылаешь «спешные», а лучше «авиапочтой», цена одна, а результаты могут быть разные.
Крепко целую, здесь не в порядке телефон, крепко целую, побегу в справочное, крепко целую, и буду оттуда звонить.
Вечером «дома» был скандал.
Сегодня напишу еще. Целую. Сер [гей]
11/IX
Сегодня день не будет таким радостным. Не могу же я ежедневно получать по три письма. По всей вероятности, не будет ни одного.
Погода, к сожалению, серая и холодная. А то я совершил бы какую-нибудь прогулку километров на 20. И время прошло бы скорей, и спал бы крепко. Бессонницами я не страдаю, но сплю не очень хорошо, объясняется это крайне просто. Во-первых, у меня малоудобная постель, а во-вторых, я провожу в ней очень много времени. Ложусь я большей частью в начале одиннадцатого, а встаю в начале десятого. Нельзя же спать без перерыва такой колоссальный отрезок времени.