Письма твои, как видишь, доходят все. В твоих расчетах число их, как ты и предполагаешь, преувеличено на одно письмо…
11/IX
Красноярск
По радио передают Шуберта, и у меня растроганное, почти слезливое настроение. Хочется твоей утешающей ласки.
Хорошо, что перешли на Моцарта.
Прочел о том, что ОГИЗом выпущен альбом, очевидно, под заголовком «Западная живопись», в «Известиях» от 6-го сентября. Бор[ис] Ефимов пишет о нем.
А у меня уже смешная мысль, – ты должна смеяться. Мы разделим наши функции – я буду смеяться над запросами вольтажа, а ты над моими эстетическими запросами.
Дело в том, что меня серьезно волнует вопрос об украшении нашей несуществующей комнаты. Если альбом издан прилично, то его можно изрезать и картинки окантовать, а затем развесить. Над кроватью я повесил бы портрет [строка нрзб.].
Я подарил тебе «Уота Тайлера», у меня есть еще один экземпляр раскрашенный, если он жив, то он мне крайне понадобится для тех же целей
[188].
Между прочим о вольтаже, может быть, за рекой на Красмашстрое другой вольтаж.
Вечер сейчас солнечный – дождя не предвидится. Пойду на стадион, может быть, там время пройдет быстрей.
Вернулся. Сейчас 9 часов, у тебя пять (бежишь, наверное, со службы домой обедать). Писать очень темно, поэтому укрупнил размер букв.
Судя по тому, что хозяйка подсела к столу и стала разбирать карты, придется с ней сразиться в 66 (какая идиллия).
12/IX
Хозяйка вчера гадала мне. Оказалось, что какой-то трефовый король стоит у меня на пути, но я все-таки буду при своем интересе.
Так что можешь не беспокоиться – все к лучшему.
День сегодня очень хороший, так что после почты пойду на стадион поиграю в теннис.
Завтра должен приехать директор Красмашстроя, но я не верю этому, наверное, он приедет еще через несколько дней.
Получу ли от тебя сегодня письмо? Вот в чем вопрос!
В одном из последних писем ты интересуешься – целы ли мои вещи.
Должен покаяться, что я лишился подушки (прости, забыл ее здесь в одном месте) – остальное все в сохранности.
Здесь у меня подушка есть, и если понадобится – куплю другую. Это я сообщаю просто в качестве отчета.
Ну, мне не терпится – может быть, меня ждет письмо. Бегу!
Почта
Письмо есть!
Стоя в очереди, крайне вспотел.
Крепко-крепко целую милую Ресничку.
Завтра, может быть, тоже будут какие-нибудь новости. Настроение сейчас прекрасное. «Целую» и «целую»!!
Твой С.
13-го сентября.
Почта, Красноярск.
Написал тебе вчера вечером письмо – в полутьме. Получилось так неразборчиво, что сейчас перепишу его здесь, на почте.
Сегодня от тебя писем нет. Директор еще не приехал.
13/IX 35 г.
…По выходе на свободу я переоделся, так как вид у меня был настолько неважный, что когда я попал в камеру политических пересыльных, то был принят за «шакала».
Почти все мои вещи остались в тюрьме, новыми полуботинками я натер волдыри на пятках, заменив их туфлями, я натер себе волдыри на пальцах, т. к. ходил почти на цыпочках.
Пойти и взять ботинки я не мог, т. к. пришлось бы забрать все вещи, а тащиться с ними на вокзал, что я сделал потом, было тяжело из-за грязи, довольно значительного расстояния и больных ног.
Вот и вся эпопея.
Мира, пишешь ты с завистью, приехала черная-черная. Я тоже завидую ей, очень завидую, она может каждый день видеть тебя. Передай ей мой привет.
Я вообще послал бы много приветов, у меня их большой запас, но боюсь. Вдруг мой привет совсем не понравится, покажется неуместным, даже бестактным. Я бы вот Лику поцеловал в носик, но т. к. она ночевала у тебя, и привета я от нее не получил, то боюсь, а вдруг на носике останется несмываемое пятнышко.
А все-таки она очень славная, и я ей низко кланяюсь. Ты просишь «бытовизма».
Пожалуйста!
…Я бы мог описать тебе оригинальную конструкцию местной уборной, но это был бы грубый бытовизм – вульгарный. К тому же я уже касался однажды этого вопроса.
У местной козы родилась дочь. Я заочно был полон к ней нежными чувствами.
Как-то верст за сто от Алма-Аты я ловил рыбу и охотился на орлов – это было на берегу реки Или. Обстановка экзотическая и по части поразительно сочных пейзажей, и по части всяких скорпионов, каракуртов, змей и проч.
Там я видел маленького дикого козленка – он был ужасно грустный с изумительными глазами, тонкими и высокими ножками, на которых он поднимался, буквально как на шарнирах.
Воспоминания о нем сохранились у меня очень ярко еще потому, что жил он в одной большой корзине с двумя исполинскими мохнатыми бухарскими котами.
Он не прожил и двух дней.
Гибель его объяснили следующими причинами. Казахи применяют варварский метод охоты: увидев козу с козлятами, они верхами гонятся за ней, пока козлята не останавливаются в изнеможении.
Очевидно, молодой организм совершенно надрывается. Местный козленок тоже по каким-то недоступным моему понятию сельскохозяйственным мотивам отнят от матери. Но он страшно весел.
Если б ты видела, как забавно он становится на дыбы, как нелепо и смешно он припрыгивает, высоко закидывая зад. Ему всего четыре дня, но [нрзб.]
Недавно я обнаружил, что у «сынки» свинячьи глазки. Смотрю: маленькие, неприметные, немного наклонно расположенные, словом, такие, какие на человеческом лице принято называть – свинячьими.
Иными словами, совершенно серьезно, я пришел к выводу, что у свиней – свинячьи глазки.
Это не шутка.
Дело в том, что я, городской житель, много все же видел свиней на своем веку (никак человек не может обойтись без пошлого каламбура), но никогда я внимательно не рассматривал их. Термин же «свинячьи глазки» я привык воспринимать и употреблять. Но он никогда конкретно не ассоциировался у меня со свиньей.
Что-то «бытовизма» не получилось. Даже ничего похожего.
Постель моя устраивается следующим образом: к сундуку подставляются два стула, спинкой направлены врозь. Затем… виноват – между стульями и сундуком оставляется зазор, а вот затем на сундук и стулья одновременно кладется портрет жены алкоголика (лицом вниз). (Портрет рисован самим алкоголиком с фотографии). После этого кладется овчинная шуба и тулуп, все это покрывается тонким одеялом, потом уже ложусь я.
