Дни мои проходят очень просто.
Встаю около половины седьмого, в начале восьмого выхожу из дому и сажусь на поезд, который состоит из обыкновенных товарных платформ, он доставляет меня на завод. Здесь я тружусь до часу. От часу до двух у нас обед. Стоимость его примерно 2 р. 50 к. – обед вполне приличный, правда, на мой непривередливый вкус. С двух до пяти мы опять работаем. Рабочий день восемь часов. В пять я отправляюсь на местную почту, а иногда и на городскую – последнее, если очень не спешить, связано с риском ночевать на том берегу Енисея, т. к. катера здесь циркулируют очень своевольно, особенно к вечеру.
Вечерами я изредка спускаюсь в клуб ИТР – он находится под гостиницей, в которой я живу, дважды сражался там в шахматы, а большей частью я ложусь очень рано спать – около десяти. Перед сном немного читаю, сейчас – «Бесы» Достоевского.
Сплю много, чему очень рад. Только сны часто тяжелые, особенно после твоей, как ты выражаешься, «одиографии».
Вчера по случаю получки даже выпил бутылку пива, отвратительного на вкус. Позавчера, в выходной день, пил водку при довольно забавных условиях. Я возвращался из города, вдруг из катера, который должен бы везти меня на тот берег, меня окликнули, оказалось, моторист его – один из футболистов, он перевез меня бесплатно в машинном отделении через Енисей и угостил водкой. Возвращаясь от реки к дому, я разговаривал с тобой вслух посреди поля в темноте, но ты почему-то не отвечала мне (был я, кстати сказать, совершенно трезв).
Не забудь, пожалуйста, купить теплые штанишки. Помнишь ли ты сказки Киплинга, в частности о ките – почему у него такое узкое горло.
Так вот, не забудь про штанишки.
…Примерно каждые полчаса я достаю из кармана конверт, в котором лежат все твои фотографии, и просматриваю их. Больше всего мне нравится карточка, которая пришла с моим бумажником, второй экземпляр той, которую ты мне когда-то подарила с надписью «Сереже – Львовичу от Женьки Серебряной Ресницы».
Ты мне нравишься там до одурения, и вообще ты мне нравишься. Очень нравишься.
Кстати о бумажнике: у меня была маленькая счетная линейка – жива ли она?
Кстати о деловых вопросах. Если есть в продаже, купи, пожалуйста, книгу Тимирязева «Кинетическая теория газов», она мне очень нужна.
Мне очень хочется видеть тебя. Очень-очень. Когда мы только увидимся, я зацелую тебя.
С одной стороны – это кажется таким простым и доступным: купишь билет, сядешь на поезд и приедешь, а с другой это кажется чем-то невероятным, невыполнимым. Я буду до последней минуты трепетать и не верить, буду бояться всяких случайностей вплоть до крушения поезда.
Милая моя любимая Ресничка, как я мечтаю о тебе, моя хорошая славная девочка. Целую тебя много-много раз. Твой (в полном смысле этого слова)
Сергей
P. S. Сегодня вечером, по слухам, предстоит сражение в преферанс.
[15/Х 35 г.]
[193] Красноярск
Милая моя Ресничка!
Вчера получил телеграмму, где ты сообщаешь, что волнуешься, и что мое молчание задерживает твой отъезд. Тут же послал тебе ответ. На всякий случай повторяю (может быть, ты не получила моего письма): паспорт необходим тебе в том случае, если при твоем возвращении в Москву, сепаратном (хотя бы по случаю моей смерти), тебе грозит отказ в прописке.
Если в Москве имеются яркие лампочки на вольтаж 220, то очень желательно их купить несколько штук.
Если ты паче чаяния все же поедешь из Москвы на протяжении ближайших 20-ти дней, то возможно, что по случаю шуги поезд остановится перед Красноярском на нашем берегу, тогда я буду встречать тебя там, я этот вопрос выясню здесь на вокзале, а ты дай спешную телеграмму с дороги, чтобы я знал, что письмо это получено и что тебе известно об этом, а то может получиться недоразумение.
…Еще крепко тебя обнимаю и целую.
Твой «мальченка»
[После 21/Х]
[194]
Вчера письма не отправил. Был в городе на старой квартире, надеялся получить хотя бы рублей 20–30 из долга, о коем тебя информировал. Надеждам моим вообще, видно, не дано сбываться.
Здесь пока тоже еще не платят. А у меня 50 р. долгу, так что обещанную «субсидию» придется, видно, снизить до 100 р., которые на этих днях вышлю. Попробую, как только вернется начальство, мой начальник – заведующий эксплуатационным отделом – в командировке, попросить денег на твой переезд. Может быть, дорогу оплатит. Бери место в мягком скором – стоит это, кажется, 230 р. Т. к. ты приедешь, увы, еще не так скоро, то я смогу тебе перевести следующую получку 150 р., а может быть, будет и еще раз. («Эх, раз, еще раз, еще много-много раз».)
…Крепко тебя целую, пиши мне.
У меня идиотское настроение, на глаза все время навертываются слезы. Письмо, кажется, должно произвести на тебя неприятное впечатление. Если это так, то, пожалуйста, не сердись на меня. Я на днях постараюсь написать тебе более подъемное письмо.
Я люблю тебя, моя Ресничка. Жду вестей.
Твой Сергей
Из книги «Милая моя Ресничка» (по: ЦА ФСБ РФ. Д.Р-33640. Л. 80–82)
Из протокола допроса Г.М. Рубинштейн, 1956 г.
Вопрос: Расскажите о вашем знакомстве и совместной жизни с Седовым C.Л.
Ответ: С Седовым Сергеем Львовичем я познакомилась на курорте летом 1934 года. Тогда, при знакомстве, и долгое время после этого не знала, что он является сыном Троцкого. Наши отношения с ним стали близкими, и после возвращения с курорта в Москву мы с ним решили вступить в брак. Должна сказать, что и я и он до этого состояли в браке. Я с мужем (первого моего мужа фамилия была Болтянский) развелась, а Седов со своей женой (первой) не был зарегистрирован, но жил с ней в одной комнате. Получилось так, что мы с ним зарегистрировались, но фактически жили в разных квартирах, каждый в своей. Зарегистрировались мы с ним в марте 1935 года. Перед регистрацией мне Седов сказал, что он является сыном Троцкого. На мой вопрос, был ли он связан с политической деятельностью Троцкого, Седов ответил, что он с политической деятельностью Троцкого никогда связан не был и когда Троцкого с семьей (жена и старший сын уехали с ним) выслали из СССР, то Седов Сергей не захотел с ними выехать, остался в Советском Союзе, окончил институт и к моменту моего с ним знакомства работал доцентом Московского авиационного института. Должна также сказать, что мои родители были категорически против моего брака с Седовым. Но несмотря на все возражения родителей, я втайне от них вышла за Седова замуж. Как я уже сказала, в марте 1935 года мы с Седовым расписались в ЗАГСе, а примерно через месяц он был арестован и сослан в ссылку в г. Красноярск. 10 мая 1935 г. я закончила Московский текстильный институт, поступила на работу в «Хлопко-проект», а в октябре 1935 года с работы рассчиталась и уехала в г. Красноярск к Седову. В Красноярске мы с Седовым прожили до июня 1936 года. Его в июне 1936 г. арестовали и отправили в Воркуту. Сразу же после ареста Седова (дней через 10, не более) я возвратилась в Москву, к своим родителям.
