…Готовность мексиканского правительства предоставить нам право убежища мы встретили с тем большей благодарностью, что беспримерный образ действий норвежского правительства чрезвычайно затруднял получение визы в какой-либо другой стране. Мексиканское правительство может не сомневаться, что я ни в чем решительно не нарушу тех условий, которые мне поставлены и которые вполне совпадают с моими собственными намерениями: полное и абсолютное невмешательство в мексиканскую политику и столь же полное воздержание от каких бы то ни было актов, способных нарушить дружественные отношения Мексики с другими странами. Что касается моей литературной деятельности в мировой печати, всегда за моей подписью и ответственностью, то она нигде до сих пор не вызывала каких бы то ни было легальных преследований. Не будет вызывать, надеюсь, и впредь.
…Что касается моих дальнейших планов, то пока я могу сказать о них немногое. Я хочу ближе познакомиться с Мексикой, вообще с Латинской Америкой, так как в этой области мои познания особенно недостаточны. Я намерен возобновить свои занятия испанским языком, прерванные свыше 20 лет тому назад. Из литературных задач на первом месте стоит окончание биографии Ленина: болезнь, затем интернирование прервали эту работу на полтора года. В нынешнем году я надеюсь закончить ее.
Я покинул Европу, раздираемую ужасающими противоречиями и потрясаемую предчувствием новой войны. Этой всеобщей тревожностью объясняется возникновение бесчисленных панических и ложных слухов, распространяющихся по разным поводам, в том числе и по поводу меня. Мои враги искусно пользуются против меня этой атмосферой общей тревоги. Они продолжат, несомненно, свои усилия и в Новом Свете. На этот счет я не делаю себе никаких иллюзий. Моей защитой остается моя постоянная готовность представить общественному мнению открытый отчет о моих взглядах, планах и действиях. Я твердо надеюсь на беспристрастие и объективность лучшей части печати Нового Света.
2 января 1937 г.
Сегодня четвертый день пути. Греет южное солнце. Моряки переоделись в белое. Мы по-прежнему отдыхаем от политических новостей. Еще 23 декабря, на 4-й день пути, пароходная радиостанция приняла для меня телеграмму из Лондона от американского агентства с просьбой об интервью. Сопровождающий нас полицейский офицер, передавая телеграмму, выразил сожаление по поводу того, что полученная им в Осло инструкция лишает меня возможности пользоваться пароходным радио для ответа. Я не смогу снестись с друзьями в Мексике даже по чисто практическим вопросам, связанным с условиями путешествия. Норвежская социалистическая власть хочет сохранить все свои прерогативы до самых берегов Мексики. Примем к сведению и перейдем к порядку дня.
5 января [1937 г.]
Тем временем мы продвигаемся вперед. Температура воды 22°, в воздухе на солнце – 30°. Показались дельфины, акулы и как будто небольшой кит (разногласия среди моряков). Сегодня с утра проходили мимо берегов Флориды. Наша «Руфь» обогнала американское судно такого же примерно сложения. Капитан был доволен, и мы вместе с ним. Голые по пояс матросы висят на реях, придавая им белоснежный вид. Палубы, мачты окрашены заново. Приближаясь к Новому Свету, «Руфь» наводит свой туалет…
7 января [1937 г.]
Остается два-три дня пути. Не знаю, скоро ли удастся в Мексике создать условия спокойной работы, как здесь на пароходе. Между тем, остается еще много недосказанного… Температура воды 22 °C. При открытых двери и иллюминаторе в каюте ночью было душно. Сегодня появились, наконец, летающие рыбы. Вследствие постоянного изменения времени офицеры пропускают нередко норвежские эмиссии
[214], так что новостей нет…
8 января [1937 г.]
Из-за нездоровья пришлось прервать работу. Едем на Tampico. Положение с высадкой остается неопределенным. Об ответе норвежского консула нам ничего не говорят. В то же время танкер со вчерашнего вечера убавил ход, чтоб прибыть в Тампико не сегодня вечером, а завтра утром. Путь займет, следовательно, почти 21 сутки.
При замедленном ходе танкер дрожит, точно от сдерживаемого нетерпения. Писать трудно. Закончить работу придется уже на суше.
Только что приходил полицейский офицер. Правительство из Осло сообщает ему на основании американских газет, что из Соединенных Штатов прибывает в Мексику «один из друзей Троцкого, Новак, для принятия мер личной безопасности». От консула в Тампико получено пока лишь предложение прибыть не вечером, а утром. Полицейский выражает надежду, что все будет all right… Воспользовавшись замедленным ходом судна, моряки спустили в воду большой крюк с мясной наживой для акулы.
[Через две недели, по прибытии в Мексику:]
Арест Сергея Седова, моего младшего сына
Вчера, 26 января, я ответил на вопросы одного из агентств:
Наш младший сын, Сергей Седов, бывший преподаватель Технологического института, ученый, который никогда не был связан с политикой, был арестован ГПУ в 1934 г.
[215] только потому, что он мой сын, и мы находимся в полной неизвестности о его участи.
Сегодня, 27 января, мы узнаем из телеграмм, что мой сын снова арестован за покушение на отравление рабочих газом. Я не завидую человеку, который способен вообразить подобное преступление…
Ему теперь двадцать восемь лет. На столе матери лежит всегда его книга, посвященная двигателям. У нас произошло то, что часто бывает в политических семьях: старший сын шел с отцом, а младший, из оппозиции к старшему, отошел от политики. В отроческие годы он был выдающимся спортсменом, затем стал математиком и инженером, преподавателем Технологического института. Арест Сергея есть ответ на мои политические разоблачения. Это личная месть вполне в духе Сталина.
Югославский революционер Цилига, которому после пяти лет заключения в тюрьмах Сталина удалось, как иностранцу, вырваться на волю, рассказывает, как еще в 1930 г. (за 4 года до убийства Кирова) ГПУ хотело заставить моряка взять на себя вину в подготовке покушения на Сталина. Каждый день его подвергали нравственным пыткам. Когда моряк стал сходить с ума, его оставили в покое.
Что они сделают с Сергеем? Его будут подвергать нравственной пытке с целью исторгнуть признание в чудовищном и немыслимом преступлении. Такое признание им нужно против меня. Они могут довести Сергея до безумия. Они могут расстрелять его. Сталин уже убил косвенно двух моих дочерей. Он подвергает страшной травле моего старшего сына и моих зятьев. Он может убить младшего сына, как он убьет еще десятки, сотни людей, только чтобы набросить тень на меня и помешать мне говорить правду о преступлениях, которые душат ныне СССР.
Л. Троцкий
Койоакан, Д.Ф., 27 января 1937 г.
Из книги Д. А. Волкогонова «Троцкий. Политический портрет»
Когда Троцкий прибыл в Мексику, кроме лиц, направленных президентом, и сторонников лидера IV Интернационала, его встречала невысокая, хрупкая, красивая женщина – Фрида Кало
[216]. Актриса и художница, она была другом и секретарем Диего Риверы. Живя в Синем доме художника, Троцкий часто встречался не только с хозяином, но и с Фридой. Неожиданно у пятидесятисемилетнего Троцкого возникло сильное влечение к этой умной и обаятельной женщине. Это было необычно, потому что Троцкий по своей натуре был пуританином и придерживался строгих взглядов на семейные отношения. Он искренне любил Наталью Ивановну, но здесь чуть не потерял голову. Троцкий, будучи воспитанным человеком, вдруг стал публично проявлять повышенные знаки внимания к Фриде, восхищаться ее умом и талантами. В июле 1937 года Троцкий, по предложению Диего, выехал на три недели (один) в поместье Гомеса Ландеро, где отдыхал, ездил верхом, занимался рыбалкой и немного писал. Через несколько дней к Троцкому приехала на один день Фрида. Никто не знает характера и глубины отношений этих двух людей: немолодого, изломанного жизнью революционера и двадцативосьмилетней красавицы. Троцкий увлекся, о чем свидетельствуют его несколько записок, адресованных Фриде Кало. Недавно их обнаружил мексиканский журналист Ксавьер Гусман Урбиола в бумагах покойной подруги Фриды – Терезы Проенцо
[217].
