Содержание записок говорит о глубоком смятении и увлечении Троцким неожиданно встретившейся на его тернистом пути женщиной. Об их отношениях становится известно Наталье Ивановне и Диего. Последовали трудные объяснения. У Троцкого хватило рассудка не доводить до разрыва с женой. Отряхнув с себя магические чары мексиканки, Троцкий все откровенно поведал Наталье Ивановне.
Из писем Л.Д. Троцкого Н.И. Седовой
[218]8/VII [1937 г.]
Милая моя, пишу на другой день утром по приезде. Спал с перерывами, но не плохо, без всяких снотворных. Сейчас большая слабость, но слабость отдыха, ничего тревожного. Надеюсь, что все будет хорошо. Поправляйся, успокойся, спи хорошо, лечи глаза, думай обо мне без тревоги. Крепко обнимаю. Твой. Крепко твой.
P.S. Фрида прислала через Сиксто
[219] целую аптечку. Поблагодари ее при случае.
[Л.Д. Троцкий]
10 июля [1937 г.]
Наталочка, милая, где ты? Надеюсь, у тебя все хорошо. Пишу тебе пятое или шестое письмецо, – пишу без всякого напряжения: гуляю очень мало (слабость и дождь); поэтому тянет немножко к перу. Надеюсь сегодня иметь от тебя весть. Хотел бы знать хоть немножко, как ты живешь, хорошо ли спишь, много ли выходишь? Некоторое рассеяние для тебя, мне кажется, сейчас необходимая форма отдыха. Вчера утро было без дождя, сегодня дождь с утра. Кожаная покрышка годится только на соломенную шляпу соответственного размера. Но это сейчас не важно: о рыбной ловле нет и речи, как и об охоте (да и не тянет). Нервы все же отдыхают, а это главное. Долго ли выдержу здесь, видно будет.
И Сиксто и Казас
[220] очень-очень стараются. Готовит (неплохо) та полная женщина, которую мы с тобой видели здесь. Обнимаю крепко.
Твой Л.[Д.Троцкий]
11/VII [1937 г.]
Наталочка, сегодня какой-то перелом произошел. Утром, вытираясь спиртом, я засмеялся – и удивился: чему? Предшествующие дни смеха не было совсем, только приглушенная грусть. На утренней прогулке ноги не подкашивались: значит, окреп. Погода с утра стояла прекрасная. На прогулке встретил меня Gomez, племянник Landero
[221], привез удочку. Я половил немножко (поймал 2 штуки). Вернулся домой около 12 (первый раз!) и сел писать тебе. Вдруг гости: Фрида в сопровождении Марина
[222] и того же Gomez[a], Фрида сказала, что ты «не могла» приехать. В первую минуту мне очень жалко стало, а потом понял, что ты права. Восемь-девять часов езды (во время которой ты чувствовала бы, что стесняешь спутников), пять часов пребывания здесь, на людях, ничего не оставили бы, кроме чувства усталости и неудовлетворенности…
Нет, мы увидимся иначе…
Гости (все три) обедали со мной, причем много пили и оживленно разговаривали по-испански (я участвовал, когда мог). После обеда Гомес повел нас всех показывать бывшие мины и главную усадьбу (парадные покои, цветники – роскошь), по дороге смотрели базальтовое ущелье… Никаких достойных внимания разговоров не было, кроме сообщения о тебе. После наспех выпитого кофе Фрида с Мариным уехали, чтобы доехать засветло (дорога плоха). Сейчас, после их отъезда, я засел за это письмо, при стеариновых свечах (в комнате темно, небо снова обложено). Визит (обед, поездка, осмотры, разговоры) утомил меня немножко, но, надеюсь, не нарушит начавшегося перелома к лучшему. Фрида мне «хорошо» говорила о тебе – о концерте, о синема
[223] – может быть, слишком «оптимистически», чтобы успокоить меня, но все же мне показалось, что и у тебя маленький поворот к лучшему. Или это неверно? От тебя пока не было ни одной весточки, но это меня не пугает, мы так условились (береги глаза!). Как твое обоняние? Фрида сказала, что ты получила от меня 2 письмеца (из пяти) – хорошо и то. Надеюсь, и остальные дойдут. Дождь снова льет, как из ведра. Завтра утром отмечу, как спал, не выбил ли меня сегодняшний «необычный» день из колеи (надеюсь, что нет!).
Письмо имеет, как видишь, чисто описательный характер. Но мне кажется, оно исчерпывает все, что тебя может интересовать. В общем, от посещения осталось такое впечатление: напрасно меня потревожили.
12-го, 7 ч[асов] утра (утро прекрасное), спал неплохо, не хуже, чем в предшествующую ночь. Прежней слабости и тяжести в теле не ощущаю. Очевидно, поворот (я все время опасался, что слабость сменится повышенной температурой). Ближайшие дни определят положение окончательно. Обнимаю тебя крепко, милая моя.
Твой Л.[Д.Троцкий]
Жаль, что нет щеточки для ногтей (при рыбной ловле набивается грязь).
[12 июля 1937 г.]
Отправляю письмо во вторник утром (13-го?). Прекрасный день
Я спокоен. Приеду на день в четверг или пятницу. Читай письмо спокойно, жизнь моя, как я сейчас спокоен…
19/VII 1937 [г.] (утро)
Наталочка, много раз звал тебя вслух вечером и ночью. Принял два раза epivan – для верности, так как лег около 10, а встать должен был в 6, из-за рыбной ловли. Встал вовремя, ловля была очень удачная, поймал несколько средней величины и две огромных форели, причем одна великолепно защищалась, два раза прыгала чуть не на метр над водою. Во время ловли думал о тебе.
Записал свои мысли в дневник
[224] (писал уже два раза, вчера и сегодня).
Удочку исправили плохо, а для новой купили плохую нитку: пришлось из двух делать одну (попробуем поправить дело в Пачуке). Я вспомнил, что вчера даже не поблагодарил Ф[риду] за «намерение» проводить меня и вообще держал себя невнимательно. Написал сегодня ей и Д[иего] несколько приветливых слов.
