РГ: Ей тяжело достался разрыв с Россией?
Волков: Да. Она очень переживала, что не сможет больше увидеться со своим мужем и никогда уже не увидит свою дочь.
РГ: Как вы оказались в семье деда Леона Троцкого и его второй жены – Натальи Седовой?
Волков: Помню, что мы изгнанниками жили в Турции и моя вторая бабушка, как я ее называл, Наталья Ивановна Седова учила меня читать и писать. В детстве я хорошо знал русский язык. Позже мой дедушка говорил, что я музыкально тяну русские слова, как это типично делают москвичи.
РГ: Как дедушка вас воспитывал, что рассказывал о России?
Волков: В детали он не вдавался. Но я понимал, что в те времена он вел серьезную войну против сталинского режима. Подробности не помню. Помню, что он мне показывал книги, там были фотографии и рисунки России.
РГ: Помните ли вы Наталью Ивановну Седову? Какие взаимоотношения были у нее с Троцким?
Волков: Она была маленького роста. Очень хорошо воспитана и женственна, очень красива. Как я теперь понимаю, она была происхождением из очень хорошей семьи. Еще помню сильный и властный характер. Она была хорошо образованна. Мой дедушка всегда считался с ее советами. Но они часто спорили. У них были постоянные дискуссии. При всем при этом это была очень дружная пара.
РГ: Какой распорядок дня был в доме, когда здесь жил Леон Троцкий?
Волков: Здесь постоянно находилась группа американских единомышленников (социал-демократов), которые охраняли Троцкого. Они это делали бесплатно. Утром, очень рано, мы завтракали. У нас был большой стол. Вся семья садилась вокруг этого стола.
Первое, чем занимался Троцкий после завтрака, выходил во двор и кормил кроликов и кур. У нас были и те и другие.
Затем он приходил к себе в свой кабинет и там работал все утро. Потом наступало время обеда. Обед у нас был не очень насыщенный. После обеда он немного отдыхал, спал. И потом еще работал в своем кабинете. Это было до вечера, до ужина. Вечером начинались дискуссии и беседы на политические темы.
РГ: Вы жили закрыто?
Волков: Дом Троцкого никогда не был закрытым. К нам часто приходили журналисты, интеллектуальные люди того времени, даже люди из других стран приезжали.
Иногда, когда наступали выходные, мы выезжали из Мехико просто на природу, на пикник. Мы использовали это время для того, чтобы собирать разные виды диковинных растений, в том числе кактусы. Конечно, после первого покушения мы стали все реже и реже выезжать на природу. Ждали нового покушения. Сталин тогда плел много интриг.
К сожалению, многие представляют борьбу Троцкого против Сталина как борьбу за власть. На самом деле это было не так. Самое главное для Троцкого было то, чтобы идеи революции были живы и не искажались. В свое время у Троцкого была под руководством целая армия и, если бы он имел целью власть в стране, думаю, захватил бы ее.
РГ: Какое отношение Троцкий имеет к тем репрессиям, которые потом были в России? Он их предполагал в своей теории, программировал?
Волков: Для него это был процесс контрреволюции.
Из газеты «Секрет» (Тель-Авив), 19.03.06
Последний Бронштейн России
…Валерий Бронштейн, внучатый племянник Троцкого, его единственный на сегодняшний день родственник по мужской линии.
…Номер газеты со сталинским панегириком в адрес Троцкого невозможно было получить ни в одной библиотеке. Чрезмерно любопытные быстро оказывались на Соловках или Колыме…
…Валерий Борисович показывает мне саморучно вычерченное генеалогическое древо когда-то весьма многочисленного рода Бронштейнов и дает пояснения:
«После высылки в 1929 году Троцкого за границу все его родственники, как взрослые, так и дети, подверглись жесточайшим репрессиям – расстреляны, погибли в тюрьмах, лагерях, ссылках. Места их захоронений неизвестны. Даже могила моего прадеда, отца Троцкого, Давида Леонтьевича, умершего в 1922 году от тифа и похороненного на Новодевичьем кладбище, была потом уничтожена, стерта с лица земли».
Между тем самого Валерия Борисовича судьба хранила. Когда в 1937 году родителей взяли (отца расстреляли, а мать отправили в спецлагерь для жен врагов народа), его, чтобы запутать НКВД, усыновила родная бабушка – самым официальным образом. Ему тогда немыслимо повезло. Ведь еще одно страшное и несмываемое клеймо значилось в его короткой биографии и имело документальное подтверждение: при регистрации его рождения в 1924 году свидетельскую подпись в загсе оставил друг семьи Михаил Тухачевский – будущий знаменитый маршал. И не менее знаменитый враг народа…
Везение продлилось аж до 1948 года. В ночь на 1 июля за ним наконец пришли…
«Следователь требовал признаться, что я сын своего отца, врага народа, и внук Троцкого, главного врага великого Сталина, – рассказывает Валерий Борисович Бронштейн. – От первого родства я никогда не отказывался и в тюрьме его сразу же подтвердил, а во второе утверждение вносил поправку – не внук, а внучатый племянник. «А не все ли равно?» – наивно удивлялся следователь. И в протокол записал, что я внук…»
Даже фронтовые заслуги «внуку» не помогли. Военную службу он начал в 1942 году, восемнадцатилетним, в составе Отдельного автотранспортного батальона резерва Верховного главнокомандования. За баранку, как в песне поется, держался крепко. Участвовал в битве на Курской дуге. В 1945-м штурмовал Берлин. На рейхстаге, честно признается, не расписывался – во-первых, места не хватило, а во-вторых, фамилия уж больно сомнительная…
На Лубянке ему долго подбирали подходящую статью. Остановились на ст. 7—35 УК РСФСР. Предназначалась она «для изоляции рецидивистов с целью предотвращения очередного преступления». Так что мотал свой срок «внук» Троцкого по уголовке. Может, потому и жив остался? Много лет спустя он вытребовал у Верховного суда Российской Федерации такую справку: «Бронштейн Валерий Борисович осужден постановлением Особого Совещания при Министерстве Государственной безопасности СССР от 7 августа 1948 года по политическим мотивам… Реабилитирован 28 сентября 1955 года».
«…Я видел фашистский концлагерь Майданек, так вот он просто пионерский лагерь по сравнению с ванинской пересылкой, где человеческая жизнь ничего не стоила, а пайка хлеба отнималась сразу после ее получения».
На Колыму, в пересыльный магаданский лагерь, везучий «троцкист» добрался живым, лишь два зуба потерял: цинга.
…Вскоре он стал начальником крупной геофизической партии, куда входили пять отрядов. Поселок Усть-Нера, куда его перевели, соседствовал с Оймяконом – абсолютным полюсом холода. Это были гиблые места с очень дурной славой – золотые прииски и вольфрамовые рудники с адскими условиями труда, откуда «возврата уж нету»…
…Бронштейн стал авторитетным специалистом, имел изобретения, опубликовал научные работы. В 1959 году он вернулся в Москву. С молодой женой Тамарой и маленькой дочкой Еленой.