– Magefah?
– Magefah на иврите означает чума, – перевела Анна.
– Это … что за штука? – солдат от изумления даже забыл про боль.
– Ее зовут Анна, – сердито поправил его Муллинз.
– У вас есть план эвакуации? – продолжил Джек.
– Да… простой… Русские захватывают… Северную Звезду… и мы уходим… тем же путем… что пришли.
Юджин воздел руки к небу:
– Прекрасно, теперь они воюют на стороне русских! Ну и ну!
– А что с этой зоной?
– Когда … тут закончим… русские направят сюда… баллистическую ракету.
– Ядерную? – не поверил своим ушам Грант.
– Собрать информацию… и всю технологию… до которой удастся добраться … зачистить источник… генетических мутаций… вот наш приказ…
– А как же мы? – выступила Тамура. – Вам все равно, кого убивать, лишь бы получить свое?
Солдат замотал головой:
– Вы нашли космический корабль… возле Мексики и не сказали… нам ни слова… Вы врали нам… до тех пор, пока СМИ все не разболтали… на весь мир. США … предали друзей и союзников… что нам было делать… сидеть и ждать… надеясь только на вас?..
– Где остальные? – Джек вернулся от большой политики к конкретным заботам.
Пленный молчал, и Джек снова взялся за его ногу.
В этот момент Тамура выхватила пистолет и с криком: За моих убитых, сволочь! всадила пулю в голову израильтянина.
Глава 46
Рим
Миа и раньше слышала, что улицы Рима узки и извилисты. Но разглядывать их на фотографиях — одно, а нестись по ним на большой скорости в машине – совсем другое. Всякая улочка, в которую они поворачивали, была уставлена с обеих сторон плотными рядами запаркованных автомобилей и мопедов, которые здесь назывались motorinos. Города Северной Америки имеют сетчатую схему и легко делятся на квадраты, тогда как Рим весь состоит из множества концентрических кругов — результат того, что город строился в течение множества веков без всякого плана, задолго до появления какой-либо урбанистики и городского планирования. И то, что хорошо для прогулки пешком с целью полюбоваться видами, не очень подходит для торопливой поездки на Alfa Romeo доктора Путелли, которая только каким-то чудом не задевала бока других автомобилей.
— Повтори адрес, – Олли погудел трем подросткам, любезничавшим, стоя посреди дороги, с юной девицей в окне дома напротив. Он опустил стекло и обратился к ним с советом: — Торопитесь, мужики: времени мало осталось! — и радостно захохотал.
– 102 Viale del Campo Boario, — сказала Миа. — Сейчас в навигатор загружу. Заведение называется Лечебное учреждениеAventino.
– Звучит не то чтобы слишком пугающе. И чего наш дружок Путелли не захотел прокатиться?
Миа включила приемник; пропустив несколько итальянских музыкальных каналов, она нашла станцию, вещавшую на английском. Диктор бодрым голосом сообщил, что индекс Доу Джонс за последнюю неделю упал на пятнадцать тысяч пунктов.
— Привет пенсионным накоплениям! – насмешливо прокомментировал Олли, ни на секунду не отвлекаясь от дороги. Он понимал, что малейшая царапина на корпусе автомобиля – и доктору Путелли самому понадобится койка в психушке.
Миа листала медицинские карты девочек, полученные от Путелли.
— В Буэнос-Айресе Том со Свеном показали мне фотки твоей семьи. Красивая жена, красивый ребенок.
Олли молчал.
– Ты мне ничего, естественно, не должен, но мог бы и сказать.
— Не знаю, где твои дружки нашли информацию, но она мне не жена, и ребенок не мой, — было ясно, что Олли все это неприятно.
— Подружка?
-- Так.
– Не мое дело, как ни крути, – Миа крутила ручку настройки радиоприемника.
– Может, и не твое. Вообще-то, я рассчитывал, что мне не придется никому про это рассказывать, особенно тебе.
– Бросила тебя?
– Да. Но не совсем так, как ты думаешь. Я связался с замужней женщиной. Официально она еще была замужем. Эми и ее почти бывший муж Лэнс были в процессе развода и жили отдельно. Он снял квартиру в деловой части Сиднея, она осталась в особняке в пригороде. Мы познакомились на заправке, у нее возникли проблемы с кредиткой: этот ее козел задерживал выплату алиментов. Симпатичная мордаха и вечный мой соблазн помочь девушке в беде до добра не довели.
– Любишь ты неудачников, – Миа испытала укол ревности.
– А то! Каким образом я здесь с тобой оказался? Короче, мы с Эми довольно быстро начали встречаться. Я превратился в суррогатного мужа и отца и впервые в жизни подумал, что нашел свое место в этом мире. Потом начались истории с насилием. После визитов с ребенком к мужу Эми возвращалась с синяками на запястьях. Она отмахивалась от вопросов, говорила, что это пустяки, что Лэнс немного вышел из себя при обсуждении денежных проблем, и умоляла ничего не предпринимать, потому что, если я его побью, это сильно осложнит слушанье в суде по делу об опекунстве. Мне оставалось только терпеть и бить ему морду в воображении. Потом она появилась с синяком под глазом, и я потерял контроль. Старина Лэнс не знал, что я человек со связями. Пусть не мафия, но у Стража руки подлиннее, чем у любой криминальной группировки. Но я же не посылаю других решать вопросы вместо меня. Пошел сам. Идея была просто его напугать. Позвонил в дверь его крутой квартиры с видом на океан, а когда он открыл, сразу дал ему в глаз. Я думал ударить его пару раз и объяснить, что это только начало и что, если он еще раз поднимет на Эми руку… Он нырнул на кухню и вынырнул с огромным ножом для мяса с очевидным намерением разделать меня, как барана. Тут-то я его и пристрелил: две в грудь и одну в голову, как учили, – для наглядности он постучал по груди и по лбу.
Миа закрыла рот рукой:
– Боже, Олли, нет! Ты это придумал!
Он не ответил, но во взгляде читалось: Если бы…
– Тебя арестовали?
Олли помотал головой.
– Нет. Но теперь Страж держал меня на еще более коротком поводке. У них на меня был, как говорят русские,компромат. Но хуже всего то, что полицейское расследование показало, что все рассказы Эми о насилии – туфта. Всякий раз, когда, по ее заверениям, он ее бил и обижал, он был на своих банковских совещаниях в присутствии десятка свидетелей. Выяснилось, что она давно искала киллера и наконец нашла идиота по имени Олли Купер.
Миа накрыла его руку своей и какое-то время молчала, приходя в себя от сказанного.
– Тебя обманули, но ты хороший человек, Олли.
– Согласись, что проку мне от моей хорошести никакого.
