Тамалия
— Ну просто…
Не могу я при тебе, не могу!
— Ей же нельзя, — пытается выкрутиться. — Она же охраняет…
— Со Свеллой я договорюсь.
Да что ж тебе так не хочется-то? Ничего же не требую…
— Свести решили? — мрачно.
— Боже, ну зачем ты… — закусываю губу. — Я же не говорю… просто прогуляйся!
— Госпожа… — взгляд такой… господи, ещё не хватало, чтобы он на коленях меня умолял не заставлять гулять с Анитой…
— Ладно, ладно, — поднимаюсь, подхожу, беру за руку. — Не хочешь с ней — не надо. Просто сам погуляй. Только не знаю, как это организовать… В магазин сходи, что ли.
— Зачем вам… — не понимает. Вздыхаю:
— Мне сложно, когда ты на занятии присутствуешь. Только поэтому. Ни с кем я тебя сводить не собираюсь!!!
— Простите, госпожа.
— Как-то же можно тебя одного отпустить?
— Дома лучше оставьте, — бурчит.
Вот поэтому я и хотела, чтобы ты с Анитой пошёл, чтобы всё естественно смотрелось… Чёрт! А теперь выкручиваться придётся.
— Хочешь — оставайся, — говорю. — Просто странно будет, что я без раба пришла. И тебе, наверное, погулять не помешало бы. Или это невозможно?
Антер
Что это у неё за блажь…
— Один из хозяев надевал камеру, которая передавала всё ему на компьютер. И чтобы ко мне никто претензий не имел, и чтобы я глупостей не делал.
— Камера… — бормочет, кивает, вроде понравилась идея. Молчу, что эта камера не помешала мне попытаться сбежать. Там не Тарин был, но далеко от космопорта жили. Почти до корабля дошёл, неделю ловили.
От тебя всё равно убегать не буду… да ещё и на Тарине.
Так за руку и держит, интересная привычка, чуть что — за руку хватать. Но мне нравится… Самому же нельзя прикасаться, перестроился уже, не забываю. А иногда ужасно хочется… Ну хоть так.
— Иди одевайся, — говорит, отпуская, — будет тебе камера.
Одеваюсь, спускаюсь. Надо же, где она такую штучку взяла? Маленькая, на отворот прикрепляет…
— Госпожа, — говорю, — лучше ошейник надеть.
— Думала, ты захочешь как вольный погулять…
— Очень захочу, — говорю, — но здесь же везде сканеры чипов. Вам же потом меня из участка забирать и объясняться.
Кивает.
— Нет у меня ошейника, — говорит. Достаёт из шкафа какой-то кожаный поясок, свой наверное, обрезает наскоро. Ткань сама к себе липнет, в цельный круг превращается, без застёжек.
Вздыхает, подходя.
— Ты уверен? — говорит. — Если что… уж ладно, сиди на занятии.
— Погуляю, — пожимаю плечами. Надевает, мягко, прямо как галстук. Такое впечатление, что сейчас расплачется. Чего она? Прикрепляет камеру.
За эти шесть лет я хорошо, если дней пять гулял. Сам. Поводок со всеми сопутствующими не считаю… Кажется, желание почувствовать себя почти человеком начинает перевешивать страх встретить Амиру или кого-то подобного ей…
— Кнут брать? — спрашиваю.
— Не надо, — качает головой.
Тамалия
Хотела ведь как лучше… а получается — паршиво. Ещё не хватало тебе кнут в руках нести, чтобы всякий ударить мог! Я бы вообще и ошейник не надевала. Но ведь прав, нельзя просто так раба отпускать.
— Можешь дома остаться, — говорю. Но похоже, ему и самому уже пройтись охота. Понимаю. Одному, куда хочется, чтобы никто не дёргал… Надеюсь, всё нормально будет?
Отдала ему одну из камер, не те миниатюрные, которыми обычно пользуюсь, а такую, чтобы при необходимости любой страж порядка увидел и не приставал. Вручила запасной комм на всякий случай. Дала кредитку — покупай, чего хочешь. Развлекайся.
Проводил меня до двери. У меня специальная гарнитура осталась, одевается на ухо и висок, мимикрирует под кожу и при соответствующем запросе прямо в зрительный и звуковой центры передаёт происходящее с камеры. Буду изредка поглядывать. Ох, боюсь, занятие у меня сегодня получится…
На одно и рассчитываю — на благоразумие Антера. М-да.
Свелла тоже припёрлась, а как не хотелось её видеть… Приходится изображать радость и поддерживать пустые разговоры, обещать, что завтра обязательно буду.
Госпожа Кларна заходит, здоровается, начинает занятие.
— А где твой раб? — замечает, когда доходит очередь до меня. Сбивчиво пытаюсь рассказать, что мне неприятно, что он всё слышит, ведь мне с ним потом дома быть… Мне устраивают внушение на счёт того, что не нужно идти через силу и если мужчина неприятен, то лучше переждать. Убеждаю, что мужчина мне приятен, неприятно, что он о том, что со мной случилось, знать будет, это сокровенное — и так далее. Выслушиваю лекцию о том, что к рабу нельзя относиться как к обычному мужчине.
Боже мой. Знали бы вы…
Кажется, я уже к нему отношусь как к очень, очень необычному мужчине. Самому потрясающему из всех, кого знаю…
Посматриваю, что там у него происходит. Переживаю ужасно…
Антер
Иду, гуляю, почти наслаждаюсь. Странное ощущение. Если бы не эта гадость на шее, совсем хорошо было бы. Никому до меня особого дела нет, одна полисменша пристально посмотрела, но не остановила. И хорошо, никого не трогаю. Захожу в какие-то пустые магазины — кому они еще нужны, интересно? Разве что рабов поэксплуатировать — вижу, как какие-то бедолаги тащат коробки своей госпоже. Ты что, автоматическую доставку заказать не в состоянии?
Посматриваю на часы, чтобы вовремя встретить Ямалиту.
Покупать за её деньги ничего не собираюсь. Разве вот мороженое… Конечно, мороженое. Иду. Наслаждаюсь.
Думал, обойдётся. Но я же… как там сказала Ямалита? Или… Тали, кажется. Так ей нравится? Говорила, что мне удается всех завести — и им хочется меня либо наказать, либо… гм… поиметь. Вот ведь верно, привлекаю всяких уродов. И сам мимо них пройти не могу.
Идет компания молодых аристократов, лет по тринадцать-пятнадцать, черти, чтобы я в этом возрасте таскал на поводке раба с кровоточащей шеей! Да мои родители сказали бы, что я им не сын! Ненавижу Тарин! Деградация полнейшая.
Во главе девица, с ней пару подружек, пару дружков. И раб-мальчишка того же возраста. Вспомнил себя… даже сейчас тяжело, а в тринадцать лет вообще, наверное, умер бы на месте!
У мальчишки глаза горят — волчонок, неужели свободным был? Не удерживаюсь, подхожу.
— Простите, госпожа… — говорю. Ох как нехорошо смотрит… Ох какие украшения, видно, не простая девочка.
— Как ты смеешь заговаривать с вольной, раб? — серые глаза становятся буквально металлическими.
— Прости, госпожа, что посмел вмешаться, — говорю смиренно, — но у твоего раба вот-вот сонная артерия перережется, в любой момент умереть может…
