— Не буду, — на всё согласна, но не верится что-то.
— Антер, иди сюда! — зову.
— Смотри, не залети, — советует подружка, — понести от раба — позорнее нет, и ребёнок рабом останется, даже если замуж выйдешь, срок высчитывается, анализ, проверка на мутации, все дела…
— Знаю, — говорю, — не маленькая.
Кто бы это меня на задание отпустил, не обеспечив противозачаточным наилучшего действия. Лишние проблемы агентам ни к чему. Хотя, честно говоря, позиция не слишком понятная: почему это аристократка не может оставить себе ребёнка, какая разница, от кого? Ладно, в законах потом ещё пороюсь.
Хмыкает, мол, а веду себя как маленькая, цацку забрала и в общий песочник не отдаю.
— Ты когда ребят пригласишь бассейн обмыть? — болтает ногой в воде.
— Видишь, как получилось… может, уже после поездки?
— А сегодня что мешает?
— Собираться нужно, готовиться.
— Завтра соберёшься, — отмахивается.
— Ладно, — соглашаюсь. — Хотите — заходите сегодня.
Так даже лучше, выпровожу их поскорее под предлогом сборов. Зато отстреляюсь. Куда бы Антера отправить…
Радость моя переодевшаяся из дома выходит, брюки как хорошо сидят, футболка все рельефы подчёркивает, какой же ты у меня… В душе что-то такое поднимается, хочется встать навстречу, прижаться покрепче. Господи, ощутить ещё раз твои губы… Как-то сердце совсем не к месту колотиться начинает.
Хотя лучше бы паранджу надел, честное слово. Но так есть надежда, что Олинка раздеваться не заставит.
Ну её к чёрту, психопатку, может, она ничего не знает, просто дразнится? Хотя, слишком уж быстро отреагировала.
Антер приближается, останавливается на положенном расстоянии.
— Звали, госпожа? — спрашивает почтительно.
— Ты что себе позволяешь? — брызжет слюной Олинка. — Как с госпожой разговариваешь?!
— Олинка, всё нормально, дома я ему разрешила, — говорю.
— Да он у тебя так и вовсе разучится на колени становиться!
Если бы! Я была бы счастлива. Пусть поскорее разучится!
— Иди сюда, — зову, протягиваю руку. Антер садится рядом на диване, Олинка облизывает губы, нет, дорогая, я всё рассчитала, возле него сесть некуда, разве что…
Чёртова паршивка всё-таки встаёт, подходит, оставляя на дорожке мокрые следы, садится на подлокотник рядом с Антером.
— Олинка, — говорю, — мы договаривались…
— Ну я немножко… — просит, проводя руками по его плечам, ощупывая грудь. Лицо Антера буквально каменеет.
— Нет! — возмущаюсь. — Это мой раб! Моя собственность!
— Я думала, мы договорились, ты мне Антера, а я расскажу о… том, что тебя заинтересовало.
Падает с подлокотника прямо ему на руки, якобы случайно, у Антера пальцы в кулаки сжаты, побелели, не подхватил, прижалась, надавила телом на пульт, один из рабов с криком изогнулся. Дрянь.
Антер
Леденящий ужас поднимается откуда-то из глубины души. Слишком хочется верить, что действительно не продашь. Но это не помешает сдать меня в аренду. Неужели тебя что-то заинтересовало настолько, Тали? Думаешь, она на этом успокоится?
Странно, но выходил я почти спокойным, почти поверил, что не только не продашь, но и никого нового не купишь.
Стараюсь не смотреть на хозяйку, Олинка хватает пульт с пояса, протягивает мне:
— На, хочешь, поиграйся, я разрешаю! Ты же, наверное, всегда хотел, да никто не давал…
Кажется, мне не удастся сдержать гримасу отвращения. Знала бы ты, тварь, испытала бы хоть раз…
— Ну всё! — Ямалита вдруг поднимается, стягивает её с моих колен, отбирает пульт, кладёт на стол, старается не смотреть на всё еще извивающегося раба. Корнелева дочка хватает второй пульт — руки, видимо, слишком свободны, занять нечем, Тали отбирает, кладёт на стол… — Ничего мы не договорились! Ты обещала, что не будешь трогать!
Стараюсь не вздохнуть с облегчением, Олинка смотрит на меня, Тали вдруг берёт, сама садится на мои колени боком, ноги кладёт на диван. Вцепляюсь в сидение, чтобы не сорваться, не прижать её к себе, молчу, кажется, краснею. Ненавижу краснеть.
— Раб, мне не удобно, — говорит капризно. — Где твои руки? Почему не обнимают меня?
— Давай я накажу, — тут же вызывается Олинка. — Хоть разочек! А пульт где?
Тамалия
Молчу загадочно.
— А! — осеняет. — В постели остался?
Конечно, где бы ещё. Смотрит наверх, но всё же вспоминает о хороших манерах между свободными, в мою спальню не прёт. Уже легче.
— Могу тебе такое показать… ты же ещё не опытная!
— Спасибо, — говорю, желая проехаться по этой смазливой физиономии, — но мне самой нравится экспериментировать.
— Понимаю, — соглашается.
Замолкает наконец-то. Видимо, соображает, что излишний интерес к чужому рабу проявляет, и злится на себя за то, что так хочется и не дано. С раздражением смотрит, как его руки охватывают мои. Интересно, она действительно рассказала бы? Кто ей тайны Глав доверил? И как вообще контролируется их соблюдение? Или это кто-то таким способом через неё меня пытается прощупать?
Как же он ко мне прикасается, как это вынести, где мне взять столько сил?! Вдруг ощущаю… Чёрт, кажется, Антеру брюки тесными становятся, дыхание сбивается, ты у меня молодец, только не покажи ей, она же не успокоится… Держи себя в руках, золото моё, солнце моё, радость моя… Ещё немного осталось.
Поздно.
— Он не влюбился в тебя? — восклицает паршивка, а в глазах чуть не слёзы злые.
— Он? — моему изумлению актёр лучшего театра позавидовал бы. — Да уж, придумывай! — смотрю на него, беру рукой за щёки, поворачиваю голову разными сторонами.
— Раб как раб, — говорю. — Покраснел от натуги, пусть терпит.
Хихикает.
— А вообще ему положено выражать ко мне исключительно любовь, — добавляю.
Снова облизывает губы:
— Ну зачем же терпеть… Если тебе надоело пока, давай я… Могу хлыст отдать, если боишься, что в порыве испорчу…
— Не дам, — говорю сквозь зубы.
— Ну что ты такая вредная!
Слышу, как Антер выдыхает.
— Ты обещала! — рычу, вцепившись в шею моего красавца. Дался он ей! Иногда кажется, лучше бы она его заполучила пред тем, как мне отдавать. Тогда ему было почти всё равно, а сейчас… А сейчас её слова — словно ведро ледяной воды, и дыхание ровное, и брюки больше не топорщатся. Молодец девочка, так держать.
Прости, Антер, за эти мысли. Конечно, не всё равно тебе было и тогда, но как же я боюсь проблем, которые она может нам устроить! Ты себе не представляешь…
