А, вообще, учитывая такое окружение, достаточно часто попадал во всякие ситуации, как-то меня скинули в теплотрассу, которую я сам строил, ободрал до костей ноги, руки, форма матросская вся заляпанная, мне выйти не в чем было. Я привез ванну, полную ванну бензина Б-70, на котором летали самолеты, запустил туда форму – то, что она могла взорвать весь дом, мне как-то в голову не приходило – выстирался, высушился, и через пару дней приехала мама в гости, первый раз в новую квартиру. Я уже в порядке, все там, красиво, на Мукачевской мебельной фабрике мебель хорошую купил. Встретил маму, привез ее, все, отутюженное, наглаженное, ну, в общем надо ложиться спать, раздеваюсь, а у меня на ноге мяса нет.
– Слава, что с тобой?
Говорю, да так, мама, поцарапался.
– Ну-ка показывай.
Ну, показал. А там гной и всё прочее.
В Мукачево я пробыл, наверное, года полтора. Много хороших ребят там повстречал, очень хороший интересный парень был директор винсовхоза в Нижнем Коропце, у него все винные склады в скале, выработка в скале, причем очень давнишние. Вот он меня там угостил вином 50-летней выдержки.
Я закончил аэродром, сел на него полк, и прилетел с полком командир дивизии, полковник Одинокий. Мы с ним пересекались, пока строительство шло, он часто прилетал, такой активный мужик, интересный очень человек. Я уже капитаном был, и когда закончили, я ему предложил съездить в Коропец, он никогда там не был.
Ну, мы с ним зашли, первое впечатление, как везде – бочки, бочки, бочки, они большие там, 500-литровые, деревянные, везде краники. Походили, посмотрели, а мы были в августе, уже фруктов полно, а это хранилище под горой с фруктовым садом, а в саду стоят такие деревянные столики, скамеечки, сливы, груши, хороший сад. Заходим – маленькая комнатуха такая, деревянная бочка, и на бочке стоит бочонок. И директор совхоза открывает этот бочонок, а в нем как мармелад, вот такой консистенции. Он ножом порезал на кубики где-то сантиметр на сантиметр. И говорит: попробуйте. Мы попробовали: это такой вкус и такой аромат, я не знаю, как его передать. Ярко и необычно. Ну а что такое кубик сожрать? Дай еще. Он говорит:
– Ребята, давайте не так. Выходите сейчас наверх. У меня дела, я минут на 40 уйду, вы побудете, а потом я приду, и дальше вы сколько чего захотите, столько и будете.
Вышли мы с этим Одиноким наверх, солнышко, погода хорошая, сад. Ну, он руку поднял, грушу сорвал, сливу сорвал. С полчасика посидели, и такое настроение. Во-первых, очень расслабленно. А во-вторых, весело, вот хочется смеяться. Ну и что-то я сидел-сидел, хотел встать – и чувствую, встать не могу. То есть я все хорошо понимаю, я совершенно нормальный человек. Но встать не могу. И мне так смешно от этого. Смотрю, Одинокий сидит и тоже ржет. Я когда его увидел, понял, что та же ситуация. В общем, кончилось тем, что, когда пришел директор, нашел двух кадров, которые сидели, глядя друг на друга, и ржали как лошади.
– Ну, вы ж видите, я же вам говорил, что вам больше не надо.
Так что вот таким образом мы побыли в этих складах. Это единственный раз в жизни, когда я пробовал такое вино, больше такого не было.
А потом открылся у нас новый участок, на украинско-польской границе. Там есть такой город Хиров, он был районный центр, туда я пришел на махонький, забытый богом, никому не нужный участочек, основная задача которого – обеспечивать горючим два стоящих на границе батальона. Обеспечение ракетным горючим. Значит, один батальон трубопроводный, у них задача – развернуть трубы от насосной до места заправки, надо сказать, что они очень быстро это делали. А второй батальон был по доставке горючего автотранспортом. У них цистерны из нержавейки, заливали этот окислитель и возили, заправляли ракеты прямо на месте. Ну, худосочные, махонькие батальоны, махонький гарнизон, в бывшем польском фольварке.
Одна задача была построить им 40-квартирный жилой дом, чтобы разместить всех офицеров и прапоров. А вторая задача – на целую бригаду подготовить место дислокации, в Хиров перебиралась из Виноградова артиллерийская бригада. И таким местом определили территорию бывшей школы иезуитов. Иезуиты выбрали в Хирове место классное: на холме, подходы просматриваются, ну, профессионально. И строили они это здание – я нашел потом по книгам – около 80 лет. Здание совершенно уникальное. Когда я туда зашел, там уже войска находились, но их было мало, они не успели еще сильно нашкодить. Вот молебенный зал, который потом сделали, естественно, актовым для всех собраний, со сцены можно было шепотом говорить, и тебя слышали везде, в любой точке. Я специально лазил, смотрел. Мы когда зашли, наши политрабочие – то убрать, это убрать, вот сюда герб, сюда звезду – и зал стал глухой. Микрофоны, усилители.
Задача была перепланировать. Подразделения же – это не монашеские кельи, хотя кельи были громадные. Надо было делать проемы, как-то соединять, перепланировать помещение. Так вот, внутренние стены имели такую толщину, что я ложился поперек стены, и ни руки, ни ноги за пределы стены не выглядывали, они были толщиной более 2 метров.
Молодожены
– Служебного жилья в Хирове у меня не было, и я, как последний дурак, из своей зарплаты платил за проживание, никто мне их не компенсировал – но жить-то надо где-то. А я за это время познакомился с бомондом Хирова – Хиров-то весь был тысяч десять, наверное. Мэра Хирова я знал, подружился с директором сельхозтехники, это был самый крупный производственник на весь район. Познакомился с Лёшей Патланом, хотя он старше меня лет на 15, не меньше. Лёша был комсомольским работником и поехал в числе 25-тысячников в этот Хиров в колхоз. У него в трудовой книжке одна запись – председатель колхоза, 27 лет к тому времени, как я приехал. Мощный колхоз, на животноводстве специализировался. Жена у него работала официанткой в кафе, в котором я кормился. Вот это была элита Хировская.
Свадьбу с женой, с Галей, мы справили в этом же кафе, а кафе было в здании мэрии, то есть мы в подвале, мэр на втором этаже, он нас расписал в своем кабинете, мы спустились, отметили свадьбу, и мэр нам презентовал жилье в центре города.
Центр города – всего восемь домов, мы были в одном из них, в двухэтажном доме на третьем этаже нам выделили комнату. То есть комната на чердаке, но в ней была печка, причем с такими изразцами глиняными, там умещалась газовая плита, баллоны, кровать, стол. До сортира 500 метров, до воды – километр. То, что сажа вместо трубы летела в комнату – тоже само собой. Но это было свое жилье.
А потом малая родилась, это уже 1968 год был. Нашлось еще место даже для коляски. А потом моя дорогая супруга сказала: я не стану больше дома сидеть, я работать хочу. Ну Хиров-то город громадный. В соседнем доме был еще один строительный участок, но уже не минобороновский, а какой-то местный. И она устроилась туда бухгалтером. А малую куда девать? Мы наняли няню. Старая няня, сказала, что опытная. Через месяц мы увидели, что малая вся чешется, аж раздирала себя. Няня блохастая оказалась, пришлось с ней расстаться. Галя, учитывая, что дом один и дом второй в трех шагах, умудрялась совмещать воспитание четырехмесячной дочки со своей работой. Ну а мне, как всегда же, некогда, мне надо тут строить, там строить.
