Он хитро улыбается и делает приглашающий жест, а я между одиноким вечером и пугающей неизвестностью предпочитаю последнее и иду в арку между домами, за которой шумит проспект.
Он снова берет меня за локоток, и мы неспешно прогуливаемся, будто семейная пара. Мне почему-то приятно, что встречные прохожие видят нас вместе.
– Не с того с вами начали решать вопрос, – вздыхает незнакомец, – ох, не с того. Начальство ваше сильно погорячилось.
Я изображаю недоумение, хотя все понятно.
– Ваши усилия, Инна Александровна, будут должным образом вознаграждены.
Недоумение мое усиливается, надеюсь, в вечернем свете фонарей не сильно заметно, как я переигрываю.
– Вы нам поможете, мы вам. Взаимовыручка прежде всего.
Смеюсь.
– Наверняка у вас есть какие-то нерешенные вопросы?
– Как у всех.
– Так мы посодействуем.
– Слушайте, у меня такое чувство, будто я с золотой рыбкой разговариваю, – даже задорно говорю я.
Теперь смеется он, и я против воли отмечаю, как обаятельно он это делает, редко кто так умеет, люди в основном хихикают, или ржут, или гогочут, а его приятно слушать.
– А ведь так оно приблизительно и есть, дорогая Инна Александровна. Можете представить меня с плавниками и хвостом и сообщить мне свое желание.
– Спасибо, но насколько я помню сказки, это редко когда кончается хорошо.
– Новые сказки придумала жизнь, – улыбается он.
– Извините, но я не могу рисковать своей репутацией эксперта.
– Понимаю вас, поэтому и приехал договориться об адекватном возмещении всех ваших рисков.
Я молчу. Не хочется признаваться незнакомцу, что профессия и репутация – это все, что у меня осталось, последний спасательный круг, не позволяющий утонуть. Чем его заменишь, как адекватно возместишь, и не знаю даже.
– Не стесняйтесь, Инна Александровна, у нас широкие возможности, – незнакомец улыбается.
Хочу сказать ему, что он искуситель, но боюсь, что поймет превратно, как пошлое заигрывание, поэтому молчу.
Незнакомец спокойно идет рядом. Впереди мигает надпись «Кафе-мороженое», сплетенная из голубых неоновых трубочек, и мой спутник вдруг приглашает зайти.
Пожимаю плечами. Внутри пусто, только возле окна смеется компания совсем молодых ребят, а за столиком в углу сидит влюбленная пара.
Он галантно помогает мне сесть и направляется к стойке, где скучает дюжий парень с казацкими усами.
Я расстегиваю куртку, вспоминаю, что под ней у меня старый свитер с дурацким туристским рисунком и застегиваю обратно, но жарко, и я вообще снимаю куртку, маскирую вытершуюся горловину свитера шейным платком. Он у меня красивый и яркий, с лошадьми.
Рукава тоже обтрепались, и я быстро закатываю их. Берет не снимаю. Он мне идет, а что с прической, даже думать не хочется.
Тем временем незнакомец приносит мне кофе в общепитовской чашке и два шарика мороженого и возвращается за своей порцией.
В помещении он кажется еще симпатичнее, чем на улице, интересное сочетание пухлости щек и решительной линии орлиного носа, круглые серые глаза смотрят испытующе, и понятно, что внутри там много всего.
Как переливной календарик, с одной стороны посмотришь – тюфяк тюфяком, а с другой – опасный мужчина. Даже жалко, что такой интересный человек занят столь позорным промыслом.
– Значит, готовы купить мою душу задорого? – усмехаюсь я.
– А это уж вы сами скажите.
– Хотите сказать, для вас невозможного мало? – блещу я эрудицией. Все-таки один плюс есть у одиночества – много читаешь и всегда можешь ввернуть подходящую цитатку.
Он смеется и подмигивает. Восхищаюсь его самообладанием. Тратить свое время, смотреть, как страшная баба набивает себе цену, и ничем не выдать раздражения – это надо иметь поистине железные нервы.
– Чтобы вас не утомлять, – говорю я, съев шарик мороженого, – мне нужно, чтобы вы втоптали в говно Алину Петровну.
– Простите?
– Такое мое желание, золотая рыбка. Чтобы выволокли ее из кресла заведующей, выкинули из экспертизы коленом под зад, так, чтобы она больше в своей жизни ничего не видела, кроме анализов мочи в районной поликлинике. Как только вы это сделаете, результат экспертизы немедленно станет таким, как вам надо, равно как и все другие экспертизы, о которых вы меня попросите.
Собеседник смеется:
– Подумайте еще.
– Тогда то же самое, только с товарищем Мануйловым. Чтобы летел из прокурорского кресла дальше, чем видел, и закончил свои дни в должности участкового мента.
– Вы не хуже меня знаете, что это разные ведомства.
– Ах, пардон, тогда следователя в каком-нибудь Мухосранске.
Змей-искуситель пожимает плечами:
– Тут не уверен, что получится.
– Нет так нет. Ни с чем другим даже не подъезжайте.
– А если серьезно?
– Я серьезно. Либо это, либо никак, и дальнейшая дискуссия бесполезна.
– Давайте хоть мороженое доедим.
Я неторопливо пью кофе, незнакомец быстро и аккуратно поглощает свое мороженое, искоса поглядывая на меня. Хочу спросить, как его зовут, но неловко, да и вряд ли он скажет настоящее имя. Вдруг он предлагает взять вина. Я отказываюсь – не хватало еще, чтобы он меня упоил и подсунул на подпись фальшивый акт.
Он идет меня провожать. Заходим в темный двор, сердце екает, ведь вполне логично от посулов перейти к угрозам, но он молча доводит меня до парадного и прощается.
Ноябрь
Федор проснулся внезапно, но будто от чего-то хорошего. За окном было еще совсем темно, впрочем, в это хмурое время года не поймешь, когда кончается утро и начинается день. Он взглянул на часы. Половина седьмого, раньше, чем он обычно вставал на работу.
Через секунду он понял, что его разбудило, – в квартире слышались шаги.
Федор выглянул в коридор – так и есть, жена вернулась.
– Извини, что разбудила, – сухо сказала она.
– Во-первых, здравствуйте, – он потянулся обнять ее, но Татьяна отстранилась.
– Нет-нет, я с дороги.
– Что ж не позвонила, я б встретил.
– Еще не хватало тебя гонять.
Аккуратно отодвинув Федора, жена скрылась в ванной, довольно недвусмысленно захлопнув дверь перед его носом.
Притащив из кухни табуретку, он сел возле двери.
Зашумела вода, а он некстати вспомнил, как сидел почти так же под дверью Глашиной ванной и просился войти, а она не пустила.
Федор улыбнулся, чтобы не заплакать.
