– Как съездила? – прокричал он.
– Ты знаешь, нормально. Выйду – расскажу, а ты поставь пока чайник.
Он зажег газ, и пока вода закипала, вернулся в спальню и надел треники и футболку, потом умыл лицо холодной водой над кухонной раковиной и причесался пятерней.
Таня вышла минут через пятнадцать, Федор успел не только заварить чай, но и пожарил яичницу.
– Как ни удивительно, но ты был прав, – улыбнулась жена, принимая у него тарелку, – Ленка приняла меня даже безо всяких разговоров. Я думала, придется все время извиняться и оправдываться, а нет… Все-таки она лучше меня.
– Таня, да какая разница, кто лучше, кто хуже, у нас же семья, а не выставка лошадей. Как она восприняла, что скоро станет дочкой зэка?
– В шоке, конечно, была. Так плакала… Хотела со мной ехать, но я отговорила. Соврала, что тебя скорее всего оправдают, в крайнем случае дадут условно. Не хочу, чтобы она изводилась раньше времени.
– Правильно.
– Ну и про твои травмы тоже поделила на три. Ладно, это лирика, ты, главное, как?
Федор рассказал, что закрыл-таки больничный и теперь со дня на день ждет, когда его ознакомят с делом и назначат дату суда.
– Адвоката нанял?
– Нет, зачем? Или я не знаю, как дела делаются? Самый распрекрасный адвокат может изойти на самую пышную пену, а Воскобойников по-любому заставит суд вынести максимально суровый приговор, так зачем напрасно тратить силы и деньги?
– Деньги есть.
– Они вам с Ленкой будут далеко не лишними, пока я сижу.
– Я сама хорошо зарабатываю.
Федор засмеялся:
– Это тебе так кажется.
– Мы возьмем хорошего адвоката, и это не обсуждается.
Он покачал головой:
– Тань, я понимаю, ты готова заплатить эти деньги, чтобы не просыпаться по ночам от угрызений совести. Ах, я пожалела средств, и теперь из-за этого муж мотает срок. Нет, Таня, не из-за этого, а потому, что мощности Воскобойникова позволяют ему закатать в асфальт кого угодно, с адвокатом или без. Сколько у нас рублей, тысяча?
– Полторы.
– Можно год жить, а ты хочешь отдать их какому-то левому мужику, который при первом намеке от Воскобойникова сдаст меня, как стеклотару.
Татьяна поморщилась:
– Фу, как вульгарно ты выражаешься.
– А что делать, – Федор развел руками, – изучаю диалект своей будущей среды обитания.
– Не слишком-то увлекайся, – Татьяна поднялась из-за стола и собрала тарелки. – Ладно, ты не хочешь адвоката, так я сама найму, и уж не обессудь, если неудачно.
– Или выкинь деньги в форточку, так будет проще и быстрее.
Татьяна усмехнулась и вдруг потрепала Федора по макушке:
– Слушай, Федь, что бы там ни было, а за Ленку я тебе все простила.
– В смысле?
– Спасибо, что надоумил к ней съездить. Ты просто не представляешь, что для меня сделал, какой камень с души снял. Поэтому я прощаю тебе все-все, прошлое, настоящее и даже будущее.
Федор встал и хотел поцеловать жену, шагнул к ней, и она не отпрянула, но съежилась так, будто он на нее замахнулся. Улыбка погасла, и Федор отступил. Простить не всегда значит принять обратно.
* * *
Ирина вышла на полставки, но все равно, передавая утром сонного Володю нянечкам в ясли, она чувствовала, что предает и сына, и семью, и вообще все мероприятие сильно напоминало не просто сидение на двух стульях, а балансировку на двух грузовиках, о которых ты точно знаешь, что на ближайшем перекрестке они разъедутся в разные стороны. Не успеешь запрыгнуть на один – свалишься с обоих.
Ее муж Кирилл изо всех сил помогал, набрал максимальное количество вечерних смен, чтобы сидеть с Володей первую половину дня, пока она на работе, Егор после школы выходил гулять с младшим братом во двор, чтобы она успела прибраться и сготовить еду, а Гортензия Андреевна вообще обещала выпустить в этом году свой класс и выйти на пенсию, чтобы сидеть с, как она называла Володю, молодым человеком. Осталось продержаться буквально несколько месяцев, а после Ирина возьмет полную ставку и развернется во всю небывалую мощь своих судейских талантов.
Это был прекрасный план, и Гортензия Андреевна утверждала, что сама только об этом и мечтает, потому что всю жизнь провела в одиночестве и на склоне лет хочет насладиться семейным уютом, и Ирина ни в коем случае не должна чувствовать себя обязанной, а, наоборот, благодетельницей, пригревшей старую ополоумевшую бабку, и вообще долг Ирины перед родиной максимально реализовать себя на рабочем месте.
Настоящая советская женщина выдерживает все, это аксиома. Если ты вытянула только карьеру – мымра, посвятила себя семье – курица, а хочешь быть полноценным гармоничным существом – будь любезна преуспеть и там, и там. Все могут, а ты что, хуже других? Не выдумывай, а делай, не ленись – и все получится. Кто хочет, всегда найдет способ, кто не хочет – оправдание.
Вспоминая, что с маленьким Егором она прекрасно вдохновлялась этими постулатами, Ирина недоумевала, теперь-то почему не так?
Наверное, расслабилась просто, потому что первый муж и мама никак не помогали, а только стыдили и покрикивали: то не так, это не эдак, да что ты за мать такая, вот Маша Соколова диссертацию в декрете написала, а ты пол лишний раз не подметешь. Этим они обеспечивали Ирине нужный уровень спортивной злости, она, стиснув зубы, покоряла все новые вершины, побивала рекорды Маши Соколовой и не заметила, как Егор вырос, пошел в садик, а потом и в первый класс.
А сейчас что? Не жизнь, а курорт какой-то – муж помогает, Гортензия Андреевна на подхвате, и все только и делают, что благодарят да нахваливают. Где тут взять сил для великих свершений? Или просто она постарела, нет уже той юной бесшабашности, которая происходит от незнания жизни и убежденности в собственном бессмертии?
С другой стороны, с Егором она была молодой специалист, и груз ответственности за чужую судьбу казался гораздо легче. Знала, что за ней всегда перепроверят, подстрахуют и подскажут, ну а теперь она опытный работник, сама может наставлять молодежь и подтирать за ней некому.
Приходя на работу, Ирина терзалась, как там ее сынок в яслях, под присмотром чужих теток, прикидывала, что приготовить на обед, и обязательно ли сегодня пылесосить или можно отложить, с ужасом вспоминала про гору постиранного белья, подпирающую потолок в ожидании глажки, а, возвращаясь домой, тут же начинала задаваться рабочими вопросами, констатируя, что это она не успела, тут недопоняла, там проворонила.
В общем, как говорит приятель Кирилла Змей, шофер в похоронной конторе, когда ты одновременно ведешь машину и ласкаешь женщину, и то и другое ты делаешь одинаково плохо.
Нет, тунеядничать, конечно, не годится, но хорошо бы найти такую работу, о которой сразу забываешь, покинув рабочее место.
