– Никогда раньше, – покачала головой Ирина. – Говорю, надо было Иванова назначить.
Павел Михайлович кашлянул и остро посмотрел на нее. Ирина поняла, что перегнула палку: возмущаться нерадивым следователем и экспертами – сколько угодно, но указывать председателю суда, как ему делать свою работу, кому какие дела расписывать – это явный перебор даже для светоча, маяка и кормящей матери.
– Извините, – буркнула она.
– Ничего.
– Я говорю, что в экспертизе не чувствуется внутренней убежденности. Пустые слова вокруг пустоты.
– Ирина Андреевна, там оживленное движение, люди спешили по своим делам, проезжали мимо и неминуемо раскатали те осколки, частицы краски, землю из-под стоек, которые являются маркером места столкновения. Следы юза тоже, к сожалению, определяются не всегда… Потом учтите, что в первые минуты после столкновения первоочередной задачей являлся не осмотр места происшествия, а спасение людей, подъехали «Скорая», пожарная машина, потому что Макаров оказался зажат в автомобиле, и пришлось его по сути дела вырезать, рискуя, что в любую секунду все может вспыхнуть. Естественно, что, когда прибыли гаишники и следователь, смотреть там было уже не на что. Экспертиза автомобилей тоже затруднительна, когда столько повреждений. Это же не человек, у которого почти всегда можно сказать, какие раны нанесены прижизненно, какие посмертно и что именно послужило причиной смерти. А когда тебе приносят груду металлолома, так пойди пойми…
– Но, простите, выносить приговор, основываясь только на свидетельских показаниях… – Ирина развела руками, – это все равно, что в наше время ставить диагноз без анализов и рентгена. Кстати, у Макарова даже нет результатов исследования крови на алкоголь.
– О, этот момент я проглядел. Как это получилось?
– А вот так это. Подшиты объяснительные сотрудников приемного отделения, что они были так деморализованы тяжелым состоянием нашего прокурора, что в суматохе забыли взять кровь на алкоголь, и показания какого-то хмыря, что Макаров в тот день был на похоронах своей любовницы и сел в машину в состоянии сильного душевного волнения.
– Ну вот…
– Кого волнует его волнение, простите за дурацкий каламбур! Сильное оно было или не очень, душевное или не душевное? Есть четкий критерий: трезвый – можешь ехать, выпил – сиди дома! Все! И вот этого важнейшего критерия мы лишены из-за халатности медиков!
Павел Михайлович усмехнулся:
– Вы еще скажите, что лучше бы они у него кровь на алкоголь взяли, чем жизнь спасли.
Ирина поняла, что сегодня точно не сможет пробить стену благодушного настроения своего руководителя, но не остановилась:
– Ничего у нас нет, кроме свидетелей и бюрократических вывертов экспертизы.
– Вот и оценивайте, – подводя итог, проговорил Павел Михайлович. – Насколько свидетельские показания сходятся, в чем разнятся, какова их достоверность и объективность. Я понимаю ваше возмущение, но, с другой стороны, чудес не бывает, и новых технических данных у нас не появится, зато свидетели забудут, как было, станут ориентироваться по тому, что когда-то записал за ними следователь, а не по собственным впечатлениям, чем лишат нас непосредственности восприятия. Не забывайте и о том, что подсудимый у нас прокурор, грамотнейший специалист и умнейший человек, за годы службы сколотивший команду единомышленников, и если кто знает, как развалить дело и дискредитировать свидетельские показания, а то и, простите, заставить людей отказаться от своих слов, то это именно Федор Константинович Макаров. Надо спешить, Ирина Андреевна, и работать с тем, что есть. Если вам интересно мое мнение, то извольте: Макаров похоронил любимую женщину, выпил, помянул, и поехал, но что-то перемкнуло в голове, может быть, заснул за рулем, а не исключено, что сердце прихватило, все-таки он уже не мальчик. А может быть, кстати, он как раз не выпил, потому и стенокардия от стресса. На секунду потерял сознание, нога рефлекторно надавила на педаль газа, рука крутанула руль, и он вылетел на встречку, пришел в себя, хотел резко вернуться на свою полосу, но не успел, а Воскобойников несчастный не сумел быстро среагировать, ни затормозить, ни уклониться, вот и въехал со всей дури в бочину. «Победа» – отличная машина, но по массе как танк, там инерция такая, что при всем желании не остановишь.
– Если бы еще Макаров помнил, как все было…
– В общем, Ирина Андреевна, давайте не будем делать скоропалительных выводов. Берите дело и рассматривайте с чувством, с толком, с расстановкой, как вы это умеете. Только учтите, что условно дать нельзя.
– Простите?
– Условный срок вам не простят, Ирина Андреевна. Вы газеты читаете?
– Да, честно говоря, не очень, – вздохнув, призналась Ирина.
– А жаль. Надо посвящать часть своего досуга знакомству с периодической печатью, и вы узнаете много интересного. В частности, что народ возмущен произволом бюрократов, которые давят честных граждан почем зря, и требует справедливого возмездия.
– Простите, но я назначаю конкретное наказание конкретному человеку, а не бюрократам в целом.
– Вы слышали, – сухо заметил Павел Михайлович и демонстративно взглянул на часы, – о, рабочее время-то летит, Ирина Андреевна, особенно для полставочников. Пора домой, к ребенку. А демагогией позаниматься мы с вами еще успеем на досуге.
Сентябрь
Прихожу на работу в хорошем настроении. Нет, я знаю, что чудес не бывает, и не жду, что сейчас Алину Петровну за волосы проволокут мимо меня и выкинут с крыльца прямо в лужу, никогда не просыхающую до конца из-за глубокой трещины в старом асфальте. Не жду, но все-таки немножко жду.
Ах, прекрасные мечты и призрачные надежды, вы единственное утешение в моей погубленной жизни…
Завариваю себе кофеек и медленно пью, во всех подробностях представляя себе эту картину. Интересно, плюнула бы я ей вслед? Насчет себя не уверена, а тетя Саша точно, еще и пинком бы вдогонку угостила. А уборщица Вика, адски хохоча, вылила бы Алине Петровне на голову ведро с отработанной мочой, утилизировала бы таким образом биосреды. С Викой вообще опасно иметь дело, это двухметровая дама с официально признанной легкой степенью дебильности, но она прекрасно может отличить, кто относится к ней нормально, а кто – как к животному.
Тут в мои сладостные видения врывается сама их героиня. Наяву она не по уши в грязи, а, наоборот, чистенькая и ухоженная, как пасхальное яичко.
– Чем это вы занимаетесь в рабочее время? – цедит она. – Кофе пьете?
Пожимаю плечами.
– На работе надо работать, – изрекает этот оплот трудолюбия, – делаю вам первое официальное замечание.
Я демонстративно делаю глоток и лезу в ящик стола за бумагами.
– Государство платит вам деньги не за то, что вы целыми днями чаи гоняете!
– Я знаю, Алина Петровна, спасибо.
– Если так будет продолжаться, нам придется с вами расстаться.
