Ничего не добившись, телевизионщики вышли покурить на лестницу, и Ксюша сквозь полуоткрытую дверь слышала, как оператор предложил попробовать еще, а журналистка раздраженно отмахнулась: «Да ну, ты что не видишь, от этой имбецилки толку не будет!»
Слово было красивое, но, кажется, обидное, и Ксюша совсем стушевалась.
В итоге репортаж о ней все же вышел, во всех ракурсах показали Пылесоса, школу, саму Ксюшу, как она идет на занятия, а диктор тем временем под душещипательную музыку рассказывал, какая она распрекрасная школьница и комсомолка.
Получился трогательный и добрый сюжет, только после него создавалось впечатление, что Ксюша давно умерла, поэтому одноклассники даже дразнить ее не стали.
Только Киса вякнула: «Если бы ты погибла, то твоим именем школу бы назвали», но никто не засмеялся даже.
Подруга вернулась со сборов, побыла немного и тут же снова уехала.
Ксюша осталась совсем одна и от тоски решила взяться за учебу. До этого она занималась спустя рукава, потому что какой смысл напрягаться, если для педагогического знаний хватит, а в приличный вуз все равно не возьмут. Но раз, черт побери, появляется шанс попасть в нормальный институт, надо воспользоваться.
И вдруг оказалось, что наука дается легко, если внимательно слушать учителя, и домашнее задание делать дома, а не на переменке и не в автобусе, и целиком, а не самый минимальный минимум.
Математичка ставила ей пятерку за пятеркой и приговаривала: «Кругликова, я тебя просто не узнаю!», а историчка, размахивая огромной указкой, как копьем, призывала видеть в Ксюше воплощение скромности и ответственности, ибо она от славы не зазналась, а совсем наоборот.
Расположение педагогов не сильно ее радовало, главное, удалось не скатиться на позиции школьной юродивой и изгоя. Волна интереса к ней шла на спад, и после новогодних каникул Ксюша надеялась вернуться прежней серой мышью и пустым местом.
Ах, если бы ее дурацкое приключение подарило ей не формальную, а настоящую популярность среди ребят… Но для этого нужны совсем другие достижения.
Обычно Ксюша не ходила на школьные дискотеки, но в пятницу вдруг решила посетить данное мероприятие. Ну да, в своих великолепных одеждах она будет выглядеть как последняя дура, и никто не пригласит ее на медляк, и даже в центр круга не поставит, а если вдруг поставит, то надо понимать, что с одной только целью – поиздеваться.
А с другой стороны, школа скоро кончится, и в затемненный актовый зал с подвешенным к потолку блестящим шаром будет уже никогда не вернуться.
У Ксюши был один роскошный, по мнению мамы, туалет – гэдээровское платье в клетку, в котором она была похожа на гувернантку из девятнадцатого века. Жуть, конечно, но остальное еще хуже. Либо детский сад, либо сельпо.
Она надела платье, и почти автоматически сделала к нему высокую кичку. «Ну зашибись вообще, – сказала Ксюша зеркалу, – есть фильм про гостью из будущего, а ты гостья из прошлого. Надо опоздать и войти, когда уже погасят в зале свет».
Перед выходом Ксюша накрасила губы розовой помадой, тайно приобретенной на сэкономленные от обедов деньги, и слегка побрызгалась духами «Горная фиалка», которые бабушка подарила ей на шестнадцать лет со строгим наказом пользоваться ими умеренно, по капельке на шею и на запястья, и ни в коем случае не обливаться с ног до головы.
Надела она и тоненькое золотое колечко, подарок мамы. Маленький ободок, а в центре бриллиантик. Мама сказала, что это не бриллиант, а фианит, искусственный камень, обязанный своему красивому названию тем, что его изобрели в Физическом институте Академии наук. Но Ксюше были неинтересны эти тонкости. У нее есть бриллиант, и точка. Она бы каждый день его носила, но мама запрещала. Неприлично это, видите ли, некультурно. А Киса вся в драгоценностях, как мумия Тутанхамона, и ничего. Никто не говорит: «Фу, Киса, ты некультурная, иди отсюда!», совсем наоборот, ребята крутятся вокруг нее.
Перед выходом Ксюша посмотрелась в зеркало и чуть не заплакала, такая там отразилась унылая дура, а тут еще бабушка вышла из своей комнаты, увидела ее и руками всплеснула от восторга: «Ах, чудная, чудная девочка!» Стало совершенно ясно, что в таком виде дом лучше не покидать, и Ксюша решила остаться, но потом взяла и пошла. Какая разница, как она выглядит, если всем на нее плевать, в самом-то деле.
Несмотря на промозглую погоду, она немного пошаталась в соседнем дворе, ожидая, пока окна актового зала погаснут и зеркальный шар начнет кидать в темноту пригоршни белых искр. Тогда вошла и, повесив куртку в гардеробе и переодев туфли, хотела быстро прошмыгнуть в актовый зал, но в коридоре третьего этажа столкнулась с Ваней Корнеевым, который пил воду из фонтанчика.
Сердце привычно екнуло, и сразу стало грустно, что он над ней даже смеяться не станет.
Хотела пройти мимо, но он вдруг окликнул:
– Ксюша?
Она остановилась, дернув плечом, мол, говори скорее, у меня поважнее дела есть.
Ваня подошел, заглянул в глаза, позвал потанцевать.
По-настоящему это никак не могло быть, значит, какой-то подвох.
Ксюша поправила воротничок платья, не зная, как быть дальше, но тут из-за двери актового зала послышались звуки медляка, и она решилась.
Потом будет что будет, но танец с Ваней у нее никто не отнимет.
Его рука лежала на ее талии, и хоть по залу активно шныряла Пылесос, следя, чтобы в парах соблюдалось пионерское расстояние, все равно Ксюша чувствовала тепло его щеки, и это было так странно, так волшебно, что хотелось, чтобы вместе с этой музыкой кончилась и жизнь.
Начался быстрый танец, но Ваня не отпустил ее, а увел в дальний угол зала, к составленным там скамейкам. «Сейчас начнется прикол», – поняла Ксюша, но все равно пошла.
Однако никакого розыгрыша не последовало, они с Ваней просто сели рядом и хотели поговорить, но в грохоте «Аббы» не слышали друг друга. Тогда Ваня сказал: «Пойдем?», и они ушли, и гуляли по промозглым улицам, и Ксюша ступала по лужам, как по райскому ковру, хотя и не верила, что это всерьез. Набралась храбрости, и все-таки спросила, зачем Ваня взял листок с ее изображением, неужели так смешно, а он сначала не понял, а потом признался, что просто выбросил, чтобы мерзкая карикатура не гуляла дальше.
Он проводил ее до дома, и, прощаясь, не полез целоваться, но официально взял ее телефон и позвал в кино.
Завтра, нет, уже сегодня, у нее суд, а завтра, значит, они с Ваней пойдут в кино. Интересно, поедут в центр, или отправятся в местный кинотеатр? Почему-то поездка на Невский представлялась ей более серьезным шагом, чем посещение серого кирпичного куба с ярко-синим фасадом под названием «Меридиан».
А если Ваня подарит цветы? Нет, это маловероятно. Это она слишком круто берет.
Ксюша снова вздохнула. Вот что за жизнь, или это человеческая сущность такая, что неспособна к райскому блаженству, даже если вдруг попадет в рай?
