– Ничего я не давлю, просто они такие, хорошего обращения не понимают. Ксения, тебя подсудимый подучил? Он тебе что-то обещал? Признавайся лучше сейчас, иначе пойдешь в колонию за дачу ложных показаний, и не говори потом, что тебя не предупредили.
– Я говорю правду.
– Тогда получается, что ты врала на следствии?
– Получается, – фыркнула девочка.
– За это, значит, в колонию пойдешь. Все, Ксения, хватит цирк устраивать, – Лидия Михайловна ударила ладонью по столу, – последний шанс тебе даем!
– Детка, скажи, что я виноват, – вдруг крикнул Макаров, – скажи, не бойся. А вам, товарищи, то есть граждане, стыдно на ребенка наседать. Что вы хотите, девочка, разве она разбирается в машинах? Просто перепутала от волнения, вот и все.
– Подсудимый, помолчите, пожалуйста, – Ирина постучала кончиком ручки по столу, – Ксения, соберитесь. Выпейте еще воды.
Девочка взглянула исподлобья:
– Спасибо, не хочу. Вообще-то я в машинах разбираюсь очень даже хорошо и отлично видела, что «Победа» виновата.
– Значит, ты лгала на следствии? – снова взвилась Лидия Михайловна.
– Граждане судьи, вы не видите, ребенок не в себе? – Макаров встал. – У нее, похоже, высокая температура.
Ирина взглянула на него с благодарностью. Отличный выход, сейчас вызвать врача, потихоньку объяснить ситуацию, он напишет какое-нибудь ОРВИ, и все. Показания не учитываем, и для девочки никаких последствий. Бабкин может хоть обписаться жалоб и обвозбуждаться уголовных дел, ни у кого рука на больного ребенка не поднимется.
– Ксения, если ты плохо себя чувствуешь, скажи, и мы немедленно вызовем тебе врача.
Вдруг встала мама девочки:
– Нет, со здоровьем у Ксюши все в порядке. Это я виновата.
– Мама… – девочка резко побледнела.
– Ксюша, помолчи, я хочу дать показания. Дело в том, что Ксюша рассказала следователю правду, что виновата была «Победа», но следователь пришел ко мне и сказал, что нужно сделать виноватым другого водителя. Я знала, что дочка на это никогда не согласится, поэтому обманула ее, сказала, что проверять за человеком в его присутствии невежливо, поэтому она подписала протокол, не читая.
– Мама, не так было…
– Помолчи.
– Нет, я знала.
– В общем, это я обманом заставила свою дочь подписать те ложные показания.
Ирина молча смотрела в зал. Она подозревала, что дело сфабриковано, но не думала, что это вскроется так просто, как перезревший нарыв.
Всемогущий Воскобойников везде подмазал, всем что-то обещал, в чем-то запугал, и даже юношескую совесть заглушил, но победить так и не смог. Как и совесть медиков той больницы, где Макарову спасли жизнь, поэтому-то в деле и нет анализа его крови на алкоголь. Под давлением, которое может оказать чиновник ранга Воскобойникова, сделать вид, что потерял анализ, вместо того, чтоб фальсифицировать, – гигантский подвиг.
И Ксюшу никто из нормальных людей не осудит, что она подписала ложные показания, и маму ее тоже нельзя порицать. Немножко пряника, немножко кнута, схема известная. Да что там, сама Ирина сколько раз бывала на волоске от того, чтобы уступить и сдаться.
Мать вытеснила девочку со свидетельского места, но та не отходила. Встали рядом, как солдаты.
Пытать мамашу, почему да что? Простите, но мы рассматриваем здесь не все преступления мира, а одно конкретное дело, его и будем придерживаться.
Где написано, что свидетель обязан слово в слово повторить свои показания на предварительном следствии? Наоборот, он должен не зачитывать по бумажке, а говорить то, что помнит, чтобы не лишать суд непосредственности восприятия. Пусть девочка говорит, что хочет, мы комплексно оценим ее показания и определим, виновен Макаров или нет, а дальше пусть голова болит у других представителей закона. Кого они захотят привлечь, девочку или ее мамашу, это уж их проблемы.
Ирина только спросила у матери, сопровождала ли та Ксюшу на первый допрос. Та ответила, что нет, дочка ходила одна, и Ирина удовлетворенно улыбнулась. Раз допрос проходил без родителя и без педагога, то в принципе Ксюша могла говорить на нем все, что хотела, хоть что в аварии виновата летающая тарелка с инопланетянами.
Еще раз уточнив, что девочка хорошо себя чувствует и врач не нужен, Ирина отпустила свидетельницу, отклонив ходатайство о заслушивании ее показаний с предварительного следствия. Адвокат подсудимого так и не задал ей ни одного вопроса.
По закону несовершеннолетние удаляются из зала суда сразу после допроса, но Ирина рискнула оставить Ксению, маму и педагога в поле своего зрения.
Сейчас очень важно, чтобы они не контактировали с другими свидетелями.
Макаров сидел спокойный, но слегка растерянный, как человек, перед которым лучик надежды сверкнул и сразу же погас.
Правильно, потому что фантазии одного ребенка не перевесят свидетельств взрослых уважаемых людей.
И зал это знает, поэтому люди не волнуются, так, легкий шепоток пронесся после откровений Ксении, и все. Даже Воскобойников пришел в себя, красные пятна на щеках поблекли, он снова выглядел как свой парадный портрет. Действительно, что волноваться? Какой-то пигалице что-то там померещилось, господи, да разве это повод для переживаний? Все схвачено, свидетели, обвинитель, даже адвокат подсудимого. С судьей не договаривались, но председатель суда обещал, что она не подведет. Такая принципиальная, что не станет поддаваться ложно понятной цеховой солидарности, и вообще у нее на Макарова давний и острый зуб.
Вот кому реально не позавидуешь, так это матери Ксении Кругликовой. Она не просто придала веса словам дочери, но, в сущности, обвинила следователя в фальсификации доказательств. Такое ей с рук не сойдет, особенно если Макарова признают виновным.
* * *
Когда девочку забрали на допрос, Анатолий подобрался. Вряд ли ее показания продлятся больше десяти минут, так что он доживает последние мгновения в качестве порядочного человека, надо ими насладиться, а заодно напомнить себе, что действует он исключительно в интересах жены и детей. Да-да, сам погибай, а товарища выручай, боевое братство, все такое, но Макаров ему не товарищ, они даже не на одной стороне воюют, а войну, уж извините, товарищи гуманисты, без жертв не выигрывают.
Было почему-то пронзительно, до слез жалко, что девочка тоже согласилась участвовать в этом спектакле. Она была такая хорошая, такая смелая и наивная, когда вызвалась помогать, что Анатолий пожелал, чтобы Оля у него выросла похожей на нее.
А теперь эта прекрасная девочка лжесвидетельствует, потому что невозможно иначе. И нельзя ее осуждать. У каждого человека есть какие-то острые проблемы, которые без помощи сверху никак не решить, и кто откажется от единственного, может быть, шанса? Он, например, не отказался, и девочка тоже не дура. Что-то важное приобрела, а чего-то навсегда себя лишила, как и он через десять минут выкинет свою совесть на помойку.
