– Значит, он знал о том, что экспертиза фальшивая, с самого утра, а пришел к нам только после показаний девочки.
Федор Константинович вдруг расхохотался:
– Ох, Ирина Андреевна, дорогая, ну естественно, что каждый за себя, и вы долго не продержитесь на руководящей работе, если не будете постоянно держать это в уме. Если, когда ты тонешь, человек не отоварит тебя веслом по голове, а позволит выплыть, считай его вернейшим союзником.
– Получается, девочка вас спасла.
– Верно.
– Случайно не знаете, как она поживает?
Макаров улыбнулся:
– Случайно знаю. Я сам не очень общаюсь, а Татьяна, моя жена, подружилась с ее семьей. Хочу вам сказать, что бедный ребенок за свой героизм получил чудовищную награду, а именно отчима в лице директора школы.
– Какой кошмар.
– Так, именно. Представьте положение, школа закончена, а директор у тебя дома навсегда остался.
– Не позавидуешь.
– А ирония в том, что роман мамы и директора начался именно на моем процессе. Вот как судьба благодарит хороших людей.
– А если серьезно? Какие планы у нее, куда думает поступать?
– Колеблется. Я ей говорил, что с таким внутренним стержнем, как у нее, только в космонавтки или милиционерши, третьего не дано. Думает пока. Нет, правда, фантастическая сила духа. Вот сейчас без юмора, безо всего: пока есть такие дети, как она, я за будущее нашей страны спокоен.
Ирина вздохнула:
– Перемалывает таких система.
– Таких – нет. Развернуться скорее всего не дадут, но сломать уже не получится. Ну, Танька ее взяла под свое крыло, с поступлением точно поможет, а дальше видно будет.
– Дай бог.
– Там сейчас любовь на первом месте.
– Естественно, раз поженились, – пожала плечами Ирина.
– Да я не про маму с директором, – улыбнулся Макаров.
– А про кого?
– Про саму девочку. Ксюшу Кругликову.
Теперь улыбнулась и Ирина.
– Но Таня говорит, что мальчик вроде хороший, – поспешил уверить ее Макаров.
– Да все они хорошие в семнадцать-то лет, – фыркнула Ирина, – да… тут не угадаешь…
– В жизни мало где угадаешь вообще.
Макаров поднес чашку к губам, и Ирина обратила внимание, какие у него красивые руки. Крупные, с худыми длинными пальцами, на безымянном правой руки – обручальное кольцо. Наверное, жена простила измену. Или нет, просто убрала ее в самый дальний уголок своего сердца, как хранят старые, но добротные вещи. Вроде бы знаешь, что носить точно больше не будешь, но вдруг пригодится. И копится, копится всякий хлам, и наступает момент, когда ты разом, не глядя, выносишь весь его на помойку, и немедленно в доме становится чище и легче дышать.
А смогла бы она простить измену Кирилла? Страшно думать об этом, но, наверное, когда проживешь двадцать лет в браке, на многие вещи смотришь иначе и начинаешь понимать, что есть разница, когда человек оступился и когда он на тебя наступил, и в первом случае надо его поддержать и только во втором – сбросить.
* * *
Субботнее утро раньше было любимым временем за всю неделю. Спать до одиннадцати, потом еще долго нежиться в постели, предвкушая воскресное безделье… Теперь странно подумать, что мне это нравилось. Я вскакиваю в восемь, азартно прокручиваю в уме список дел, сомневаюсь, успею ли за выходные, но все равно хочется, чтобы поскорее наступил понедельник.
Вечером собираюсь заскочить в дежурную часть, пообщаться с экспертом, посмотреть, какие у него проблемы, чем можно оптимизировать нелегкий труд судебного медика. Размышляю, если я испеку пирожков, это будет панибратство или ничего? Или я заслужу кличку «Красная шапочка»? Да нет, не будем обольщаться, там не детский сад, а серьезные люди работают, так что намного забористее они меня обзовут. С пирожками пока повременим, вернемся к этому вопросу позже, если вдруг получится завоевать авторитет и стать настоящим руководителем. Тогда пирожки будут восприниматься как милое чудачество.
Так будет правильно, но жаль, конечно, я ведь так давно ничего не пекла и сто лет никого не угощала.
А для завоевания авторитета придется потрудиться, и загвоздка не в том, что я недостаточно компетентна, это быстро наверстается, а что после вчерашнего суда все знают, что супругов Мануйловых потопила именно я. Не важно, что они требовали от меня совершить уголовное преступление, в глазах общественности я на сегодняшний день тихушница и подлая доносчица. Что есть, то есть, и оправдываться я ни перед кем не собираюсь.
Быстро позавтракав, еду в Гостиный двор. Новая должность требует нового образа, выглядеть надо прилично, а не как я последние шесть лет. Конец месяца, в эти дни всегда что-то выбрасывают в продажу, авось повезет.
Я твердо настроена на борьбу, в сумке книжка, чтобы скоротать время в очереди, если за сапогами, так успею до конца дочитать. Раз я теперь большой начальник, то мне полагается доступ ко всякому дефициту, но я еще не освоилась в системе, да и вообще это не главное. Суть в том, чтобы чувствовать, что живешь не зря, уж поверьте человеку, спустившему в унитаз шесть бесценных и безвозвратных лет. Но мне почему-то не больно за бесцельно прожитые годы.
Пока все тихо. Женщины рыщут, готовые к прыжку и хищно озираясь, а я застреваю в отделе посуды. Никогда у нас дома не было сервиза. Помню, когда ребенком приходила в гости к подружкам, то бывала шокирована – как это, посуда в комнате? Зачем? Дураку понятно, что в шкафу должна быть одежда или книги.
Мама работала фтизиатром, после смерти отца тянула меня одна, так что всегда находилось, куда потратить деньги помимо фарфоровой красоты, и мы с ней совершенно не страдали оттого, что едим из разрозненных тарелок.
Отец был врачом «Скорой помощи» и погиб в аварии, когда ехал на вызов, а мама заразилась туберкулезом и всего через год умерла, потому что именно ее штамм обладал лекарственной устойчивостью ко всем препаратам. Перед смертью она взяла с меня честное слово, что я никогда не буду работать клиницистом, а найду себе дело поспокойнее.
Что ж, я нашла.
Смотрю на тарелки с широким синим ободком, расставленные вокруг супницы. Интересно, хоть один человек в СССР еще пользуется супницей? Наверное, только какие-нибудь совсем небожители, которым обед подают служанки в фартучках и наколках.
Нет, сервиз, конечно, нет, а вот пару чашек почему бы и не купить? Вдруг когда-нибудь кто-нибудь придет ко мне в гости?
Итак, решено. Если сегодня не выбросят приличной обуви или одежды, вернусь сюда и куплю вот эти красивые чашки в цветочек. Или вон те…
Вспоминаю, что сервиз положено дарить молодоженам. Интересно, если бы мы с Мануйловым поженились, который из этих наборов нам бы преподнесли? И кто? У меня нет состоятельных родственников, Мануйлов тоже потомственный голодранец, так что максимум получили бы красные чашки в белый горох, как у всех. Мизерная цена за жизнь в аду, не правда ли?
